Святитель Афанасий Великий: Слово на язычников 

   1) Ведение богочестия и вселенской истины не столько имеет нужды в человеческом наставлении, сколько познается само собою; потому что едва не вопиет о себе ежедневно в делах, и светлее солнца открывает себя в Христовом учении. Но поелику тебе, блаженный, желательно слышать о сем; то, по мере сил своих, предложу нечто о вере Христовой; тем паче, что, хотя и сам ты можешь найдти это в Божием Слове, однако же с любовию слушаешь, что говорят и другие. Ибо как святых и богодухновенных Писаний достаточно к изъяснению истины, так и блаженными нашими Учителями сочинены об этом многия книги. И если кто будет читать их, то найдет в них некоторым образом истолкование Писаний, и прийдет в состояние приобрести желаемое им ведение. Но поелику не имеем в руках теперь сочинений этих Учителей; то, чему научился я из них, – разумею же о вере во Христа Спасителя, – необходимо изложить и сообщить это тебе письменно, чтобы учения, заключающагося в слове нашем, не почел кто маловажным, и не стал предполагать, будто бы вера во Христа не разумна.

   Такия же клеветы в укоризну нашу слагают язычники. Они громко смеются над нами, указывая не на иное что, а только на крест Христов. Но тем паче можно пожалеть о безчувствии их. Клевеща на крест, не видят они силы креста, наполнившей целую вселенную, не видят, что крестом стали явны для всех дела боговедения. Ибо если бы сами они искренно вникли умом в Божество Христово, то не стали бы столько насмехаться; а напротив того, познали бы сего Спасителя миру, познали бы, что в кресте – не вред, но врачевство твари. Если с явлением креста уничтожено всякое идолослужение, и крестным знамением прогоняется всякое бесовское мечтание; если единому Христу покланяются, и чрез Него познается Отец; если противоречущие постыждаются, и Христос с каждым днем невидимо преклоняет к Себе души прекословов; то вправе мы сказать язычникам: как же можно это дело признать человеческим, а не исповедать паче, что Возшедший на крест есть Божие Слово и Спаситель мира? Мне кажется, что с язычниками делается тоже, что и с человеком, который бы стал унижать солнце закрытое облаками, и потом – дивиться его свету, видя, что озаряется им вся тварь. Как прекрасен свет, а еще прекраснее виновник света – солнце; так, поелику наполнение целой вселенной боговедением есть Божие дело, необходимо виновником и вождем в таком успешном действии быть Богу и Божию Слову.

   Итак, сперва обличу, сколько могу, невежество неверующих, чтобы, по обличении лжи, сама собою возсияла, наконец, истина, и для тебя несомненно было, что уверовал ты в истину, и, познав Христа, не впал в обман. Думаю же, что с тобою, как с христолюбцем, прилично разсуждать о Христе. Ибо уверен, что ведение о Нем и веру в Него предпочитаешь всему.

 

   2) В начале не было зла; потому что и теперь нет его во святых, и для них вовсе не существует оно. Но люди впоследствии сами против себя начали примышлять и воображать злое. Отсюда же, конечно, образовали себе и первую мысль об идолах, не сущее представляя как сущее.

   Создатель мира и Царь царей Бог, превысший всякой сущности и человеческаго примышления, как благий и все превосходящий добротою, сотворил род человеческий по образу Своему, собственным Словом Своим, Спасителем нашим Иисусом Христом, и чрез уподобление Себе соделал его созерцателем и знателем сущаго, дав ему мысль и ведение о собственной Своей вечности, чтобы человек, сохраняя это сходство, никогда не удалял от себя представления о Боге, и не отступал от сожития со святыми, но, имея в себе благодать Подателя, имея и собственную свою силу от Отчаго Слова, был счастлив и собеседовал с Богом, живя невинною, подлинно блаженною и безсмертною, жизнию. Ни в чем не имея препятствия к ведению о Боге, человек, по чистоте своей, непрестанно созерцает Отчий образ, Бога-Слова, по образу Котораго и сотворен, приходит же в изумление, уразумевая Отчее чрез Слово о всем промышление, возносясь мыслию выше чувственнаго и выше всякаго телеснаго представления, силою ума своего касаясь божественнаго и мысленнаго на небесах. Когда ум человеческий не занят телесными предметами и не примешивается к нему со-вне возбуждаемое ими вожделение, но весь он горе и собран в себе самом, как было в начале: тогда, преступив за пределы чувственнаго и всего человеческаго, парит он в горних, и взирая на Слово видит в Нем Отца Слову, услаждаясь созерцанием Его и обновляясь в любви к Нему. Так и священныя Писания о первом сотворенном человеке, который на еврейском языке назван Адамом, говорят, что в начале с непостыдным дерзновением устремлен был он умом к Богу, и сожительствовал со Святыми в созерцании мысленнаго, какое имел в том месте, которое святый Моисей, в переносном смысле, наименовал раем (Быт.2:8). А к тому, чтобы видеть в себе Бога, достаточно душевной чистоты, как и Господь говорит:  «блажени чистии сердцем; яко тии Бога узрят»  (Мф.5:8).

 

   3) Таким, по сказанному, Создатель соделал род человеческий, и желал, чтобы таким же и пребыл он. Но люди, вознерадев о совершеннейшем и поленившись постигнуть его, охотнее взыскали того, что ближе к ним; ближе же к ним были тело и телесныя чувства. Посему уклонили они ум свой от мысленнаго, начали же разсматривать самих себя. А разсматривая себя, занявшись телом и иными чувственными вещами, и обольщаясь этим, как своею собственностию, впали в самовожделение, предпочетши собственное созерцанию божественнаго, и закоснев в этом, не хотя оставить ближайшаго к ним, смятенную и возмущенную всякими вожделениями душу свою подавили плотскими удовольствиями; наконец же, забыли о своих силах, дарованных Богом в начале. Что это истинно, – можно видеть то и на первосозданном человеке, как говорят о нем священныя Писания. Пока ум его устремлен был к Богу и к созерцанию Бога, – он отвращался от воззрения на тело. Когда же, по совету змия, оставил мысль о Боге и начал разсматривать себя самого; тогда впал в плотское вожделение. «И уразумеша, яко нази беша» (Быт. 3:7), и уразумев, устыдились. Узнали же наготу свою не столько по недостатку одежд, но и потому, что совлеклись созерцания Божественнаго и обратили мысль к противоположному. Ибо, уклонившись от мысленнаго устремления к Единому и Сущему (разумею Бога) и от любви к Нему, вдались уже в различныя и частныя пожелания тела. Потом, как обыкновенно бывает, допустив в себя вожделение каждой вещи и вдруг многих вещей, начали иметь привязанность и к самым вожделениям; а потому стали бояться оставить их.

   Отсего произошли в душе и боязнь, и страх, и удовольствие, и мысли свойственныя смертному. Душа, не желая оставить вожделений, боится смерти и разлучения с телом; снова же вожделевая и не достигая подобнаго прежнему, научается убивать и делать неправду. А почему и это делает душа, – уместно будет объяснить это по мере сил.

 

   4) Уклонившись от созерцания мысленнаго, употребляя во зло частныя телесныя силы, услаждаясь разсматриванием тела, замечая, что удовольствие для нея есть нечто доброе, душа в обольщении своем злоупотребила наименованием: доброе, и подумала, что удовольствие есть самое существенное добро; как и человек, помешавшийся в уме, просит меча на всякаго встречнаго, и думает о себе, что поступает в этом благоразумно. Полюбив же удовольствие, душа начала различными способами воспроизводить его; потому что, по природе будучи деятельною, хотя отвращается от добраго, однако же не прекращает своей деятельности, и потому обращает свою деятельность уже не на добродетель, и не на то, чтобы созерцать Бога, но остановясь мыслию на не-сущем, употребляет способности свои превратно, пользуясь ими для измышленных ею вожделений; ибо сотворена свободною, может как преклоняться на доброе, так и отвращаться от добраго; отвращаясь же от добраго, непременно останавливается мыслию на противном тому. Но не может вовсе прекратить свою деятельность, будучи, как сказано выше, деятельною по природе, и сознавая свободу свою, видит в себе способность употреблять телесные члены на то и на другое, и на сущее и на не-сущее. Сущее же – добро, а не сущее – зло. И сущее называю добром, поколику оно имеет для себя образцы в сущем Боге; а не-сущее называю злом, поколику не-сущее произведено человеческими примышлениями. Тело имеет у себя глаза, чтобы взирать на тварь и из примечаемаго в ней всестройнаго порядка познавать Создателя. У него есть слух для слышания Божиих словес и Божиих законов. У него есть руки для произведения ими необходимаго и для молитвеннаго воздеяния их к Богу. Но душа, уклонившись от созерцания того, что добро, и от обращения на то своей деятельности, в заблуждении своем обращает уже ее на противоположное. Потом, как сказано выше, усматривая свои способности и злоупотребляя ими, воображает, что может обратить и телесные члены на противоположное. Посему, вместо того, чтобы разсматривать тварь, обращает она глаз на вожделения, доказывая сим, что и это ей возможно; и думает, что, однажды устремив свою деятельность, сохраняет она свое достоинство и не погрешает, делая, что можно; не знает же, что сотворена не просто устремлять свою деятельность, но устремлять, на что должно. Посему-то и Апостольское слово заповедует:  «вся ми леть суть, но не вся на пользу»  (1Кор.10:23).

 

   5) Но человеческая дерзость, имея в виду не то, что полезно и прилично, а что возможно, начала делать противоположное. Потому и руки подвигнув на противное, стала ими убивать, и слух употребила на преслушание, и иные члены, вместо законнаго чадородия, – на прелюбодеяния, и язык, вместо благохваления, – на хулы, злословие и ложныя клятвы, опять и руки – на татьбу, и на то, чтоб бить подобных нам человеков, и обоняние – на разнообразие благовоний, возбуждающих к похотливости, и ноги – на скорость  «излияти кровь»  (Притч.1:16), и чрево – на пиянство и на пресыщение без меры.

   Все же это – порок и душевный грех, и не иное что сему причиной, как отвращение от совершеннейшаго. Представь, что ездок, сев на коней на ристалище, не обратит внимания на цель, к которой ему должно направить свой бег, а поворотив в другую сторону, просто погонит коня, сколько может может он, сколько хочет); и иногда направит коней на встречных, а иногда погонит их по стремнине, несясь, куда увлекается быстротою коней, между тем как думает, что и при таком беге не минует цели, потому что в виду у него одна скорость езды, а не смотрит на то, что далеко он от цели. Так и душа, совратившись с пути к Богу, и сверх меры понуждая телесные члены, лучше же сказать, гоня с ними и себя, погрешает и делает себе зло, не примечая, что сбилась с дороги и удалилась от истинной цели, на которую взирая христоносный муж, блаженный Павел сказал:  «к преднамеренному теку, к почести выитяго звания Христа Иисуса»  (Фил.3:14). Так Святый, имея целию добро, никогда не делал зла.

 

   6) Некоторые из эллинов, уклонясь с пути и не познав Христа, утверждали, что зло существует самостоятельно и само по себе: и в этом погрешают они по двум отношениям. Или Создателя лишают достояния быть Творцем сущаго. Ибо не будет Он Господом сущаго, если зло, как они говорят, само по себе имеет самостоятельность и сущность. Или опять, желая, чтобы Он был творцем всяческих, по необходимости делают Его и творцем зла; потому что, по словам их, и зло – в числе существ. А это окажется нелепым и невозможным; потому что зло не от добра, не в нем и не чрез него. Ибо не будет уже то и добром, чтб имеет смешанную природу или стало причиною зла.

   И некоторые еретики, отпав от церковнаго учения и потерпев крушение в вере, в безумии своем приписывают также злу самостоятельность. Кроме же истиннаго Отца Христова, воображают себе иного бога, и сего нерожденнаго творца зла и виновника злобы признают и создателем твари. Но не трудно опровергнуть их божественным Писанием и тем же самым человеческим разумом, которым, измыслив сие, приводятся они в беснование. Так Господь и Спаситель наш Иисус Христос, подтверждая слова Моисеевы, что   «Господь Бог един есть»  (Втор.6:5), говорит в Евангелии Своем:  «исповедаютися, Отче, Господи небесе и земли»  (Мф.11:25). Если же един Бог, и Он – Господь неба и земли; то как быть иному Богу, кроме Его? Где будет признаваемый ими бог, когда в целом обеме неба и земли все наполняется единым истинным Богом? И как иному быть творцем того, над чем Господь есть сам Бог и Отец Христов, по Спасителеву слову? Разве скажут, что злый может быть господом и принадлежащаго благому Богу, какбы в равновесии с Ним. Но если станут утверждать это, то смотри, в какое впадут нечестие. Между равномощными невозможно будет найдтись превосходнейшему и совершеннейшему. Ибо если без воли одного существует другое, то в обоих – равная сила, и в обоих – немощь; в обоих – равная сила, потому что бытием своим превозмогают изволение друг друга; и в обоих – немощь, потому что, когда не хотят они, против воли выходит дело; и благий существует против воли злаго, и злый – против воли благаго.

 

   7) С другой стороны, можно сказать и сие. Если ви димыя вещи суть произведения злаго; – что будет произведением благаго? Ибо ничего не видим, кроме единой твари Создателя. Что же служит и признаком бытию благаго, когда нет Его произведений, по которым бы можно было познать Его? Ибо Создатель познается из дел. Да и вообще, как будут два существа противоположныя друг другу? Или что будет разделять их, чтобы существовали они одно вне другаго? Вместе им быть невозможно; потому что разрушительны одно для другаго; не могут же существовать и одно в другом, потому что не соединимо и не подобно естество их. Следовательно, разделяющим их окажется нечто третие; и оно будет также бог. Но неизвестным останется, к какому естеству принадлежит сие третие, к естеству ли добраго, или к естеству злаго; к естеству же того и другаго принадлежать ему невозможно.

   Итак, поелику такая мысль их оказывается нетвердою, – необходимо просиять истине церковнаго ведения, а именно, что зло не от Бога и не в Боге, что его не было в начале, и нет у него какой либо сущности; но люди, с утратою представления о добре, сами себе, по своему произволу, стали примышлять и воображать несущее. Как смежающий глаза, когда солнце взошло и вся земля осиявается светом его, вымышляет себе тьму, хотя и нет тьмы, и потом ходит, блуждая как во тьме, не редко падая, приближаясь к стремнинам, сам же остается в той мысли, что нет света, а есть тьма; ибо думая, что смотрит глазами, вовсе ничего ими не видит: так и душа человеческая, смежив око, которым может созерцать Бога, измыслила себе злое, и на него обратив свою деятельность, не знает, что, представляя себя делающею нечто, ничего она не делает; потому что воображает не-сущее, и не такою уже остается, какою сотворена; но в какое смешение сама себя привела, такою и оказывается. Ибо сотворена была созерцать Бога и озаряться Им; она же, вместо Бога, взыскала тленнаго и тьмы, как негде и Дух говорит в писмени:  «Сотвори Бог человека праваго. И сии взыскаша помыслов многих»  (Еккл.7:30).

   Так произошло и образовалось в начале изобретение и примышление зла людьми. Но нужно сказать уже и о том, как люди дошли до идолобесия. Из сего узнаешь, что изображение идолов было вовсе не от благаго, но от злобы. А что имеет худое начало, то, будучи всецело худо, никогда ни в чем не может быть признано добрым.

 

   8) Душа человеческая, не удовольствовавшись примышлением зла, постепенно начала вдаваться еще в худшее. Познав различия удовольствий, утвердившись в забвении божественнаго, услаждаясь же телесными страстями, и имея в виду одно настоящее и уважение к нему, душа помыслила, что нет уже ничего, кроме видимаго, но одно преходящее и телесное – для нея добро. Совратившись же с пути, и забыв о себе, что сотворена по образу благаго Бога, не созерцает уже, при помощи данных ей сил, того Бога-Слова, по Которому и сотворена, но, став вне себя самой, останавливается мыслию на не-сущем и воображает его. И это какбы зерцало, в котором одном могла видеть Отчий образ, закрыв в себе множеством столпившихся телесных вожделений, не видит уже того, что должно умопредставлять душе, а носится повсюду и видит одно то, что подлежит чувству. Отсего, исполнившись всяких плотских вожделений, и смущаемая уважением к чувственному, наконец, того Бога, Котораго предала забвению в уме, воображает в телесном и чувственном, имя Божие присвоив видимому, и то одно прославляя, что ей кажется угодным и на что взирает она с приятностию. Итак, идолослужению предшествует зло как причина. Люди, научившись примышлять себе не сущее зло, вообразили себе также и не сущих богов. Представь, что погрузившийся в глубину не видит уже света и вещей, видимых при свете, потому что глаза его обращены вниз и над ним лежит глубокий слой воды; ощущая же одно то, что находится во глубине, думает он, что кроме сего нет уже ничего, а, напротив того, эти видимыя им вещи составляют все в собственном смысле существующее. Так и в древности обезумевшие люди, погрузившись в плотския пожелания и мечтания, предав забвению и понятие и мысль о Боге, при слабом своем разсудке, лучше же сказать, при отсутствии разума, видимыя вещи вообразили себе богами, прославляя тварь паче Творца, и обожая скорее произведения, нежели их виновника и создателя – Владыку Бога.

   Но как, в приведенном выше примере, погружающиеся в глубину, чем более сходят вниз, тем в большую стремятся тьму и глубь; так было и с человеческим родом. Ибо не просто впали люди в идолослужение, и не остановились на том, с чего начали; но в какой мере закосневали в прежнем, в такой же изобретали себе новыя суеверия, и не зная сытости в прежних своих худых делах, пресыщались новыми, преуспевая в срамоте, далее и далее простирая свое нечестие. Об этом свидетельствует и божественное Писание, говоря:  «егда приидет нечестивый во глубину зол, нерадит»  (Притч.18:3).

 

   9) Как скоро ум человеческий отступил от Бога, люди, ниспадая в понятиях и помыслах, прежде всего воздали божескую честь небу, солнцу, луне и звездам, подумав, что они – не только боги, но и виновники всего прочаго. Потом, еще ниже нисходя омраченными помыслами, наименовали богами эфир, воздух, и что в воздухе. Поступив же далее во зле, возвеличили уже богами стихии и начала телеснаго состава: теплоту, холод, сухость и влажность. И как совершенно упадшие влачатся по земле, подобно земляным улиткам, так злочестивейшие из людей, пав и унизившись в представлении о Боге, в число богов включили, наконец, людей и изображения людей, как еще живых, так уже и умерших. А возжелав еще худшаго и останавившись на том мыслию, божественное и премирное Божие имя перенесли уже на камни, на дерева, на пресмыкающихся в воде и на суше, и из безсловесных – на животных свирепых; им стали воздавать всякую божественную честь, отвратились же от истиннаго, действительно сущаго, Бога Отца Христова. И, о если бы хотя на этом остановилась дерзость неразумных, и не сквернили они себя бо́льшим злочестием, простираясь еще далее! Ибо некоторые до того унизились мыслию и омрачились умом, что измыслили себе, и вместе обоготворили, даже то, что вовсе никогда не существовало, и чего не видно между сотворенными вещами. Смешав и разумное и безсловесное, сочетав между собою несходное по природе, кланяются они тому, как богам. Таковы у египтян боги с песьими, змеиными и ослиными головами, а у ливиян Аммон с головою овна. Иные же, взяв отдельно телесные члены: голову, плеча, руки, ноги, – каждый член включили в число богов, и стали обожать, как будто не довольствуясь поклонением целому телу в его совокупности. Другие простерли далее свое нечестие, и обоготворив то, что было предлогом к изобретению сих богов и к собственному их злонравию, то есть, сластолюбие и вожделение, – и сему кланяются. Таковы у них Эрот и Афродита в Пафосе. Другие же, как-бы соревнуя друг другу в худом, дерзнули причесть к богам своих государей и детей их, или из почтения к властвовавшим, или страшась их самоуправства; таковы в Крите пресловутый у них Зевс, в Аркадии – Гермес, у индов – Дионис, у египтян – Изида, Озирис и Ор. И ныне Антиноя, любимца римскаго царя Адриана, хотя знают, что он человек, и человек не благонравный, но весьма развратный, чтут, страшась того, кто дал о сем повеление. Ибо Адриан, находясь в Египте, когда умер служитель его сластолюбия Антиной, любя юношу и по смерти, повелел воздавать ему божескую честь; а тем и сам себя обличил, и вместе дал знать вообще об идолослужении, что не иначе изобретено оно у людей, как из вожделения к воображаемому. Об этом свидетельствует и Божия премудрость, говоря:  «начало блужения умышление идолов»  (Прем.14:12).

   И не дивись тому, что говорю, не почитай сего превосходящим вероятие. Не так давно бывало может быть, и до-ныне это соблюдается), что сенат римский о своих от начала бывших царях, или о всех, или о ком изволит и заблагоразсудит он, делал постановление:  «быть им в числе богов»; и предписывал воздавать им божескую честь. Если которые ненавистны сенату, то объявляет он природу их, и как врагов именует людьми; а которые угодны ему, тем за доблестныя дела повелевает воздавать божескую честь, как будто сенаторы имеют власть делать богами, хотя сами они – люди, и не отрицают о себе, что они – смертные. А между тем надлежало бы, чтоб делающие других богами тем паче сами были боги; потому что творящее должно быть совершеннее творимаго; и кто судит, тот необходимо выше подсудимаго; и кто дает, тот, без сомнения, чем одаряет других, то и сам имеет; как и всякий царь, конечно, что имеет, то и дарит, и сам – лучше и выше приемлющих дар. Посему, если и они, о ком хотят, о тех и делают поставления:  «быть им в числе богов»; то прежде самим бы им надлежало быть богами. Но это-то и достойно удивления, что они, умирая как люди, тем самым показывают лживость своего приговора о тех, которые обоготворены ими.

 

   10) Но обычай этот не нов, и не в римском начался сенате, напротив же того, с давних времен получил начало и наперед замышлен с понятием об идолах. Ибо древние, пресловутые у эллинов, боги: Зевс, Посейдон, Аполлон, Гефест, Гермес, и – женскаго пола: Гера, Деметра, Афина, Артемида, удостоены именования богов по указам известнаго по истории у эллинов Фесея. И давшие указы, умирая, оплакиваются как люди; о ком же дали они указы, тем покланяются как богам. Какое противоречие и умоизступление! Зная давшаго указ, предпочитают ему тех, о ком дан указ.

   И пусть бы еще идолобесие их ограничилось только мужами, и не перенесло божескаго именования и на женский пол! Ибо и женам, которых не безопасно принимать в общее совещание о делах, воздают божескую честь, и чтут их. Таковы те, которых, по сказанному выше, указано чтить Фесеем; у египтян же: Изида, Кора и Неотера, а у иных: Афродита; ибо имена других, как исполненныя всякаго позора, не почитаю позволительным и повторять.

   Не только в древности, но и в наши времена, многие, утратив самых любимых ими братьев, сродников и жен, и жены, утратив мужей, – когда сама природа показала, что утраченные были смертные люди, – но по причине великой о них скорби, изобразив их на картине, и выдумав жертвы, поставили на показ, а жившие впоследствии, ради изображения и художникова искусства, стали таковым кланяться как богам, поступив вовсе неестественно. Ибо родители оплакивали изображенных на картине вовсе не как богов; а если бы признавали их богами, то не плакали бы о них, как об утраченных. Поелику они не признавали их не только богами, но даже и вовсе существующими; то изобразили их на картине, чтобы, видя напоминаемое картиною, утешиться в их несуществовании. И сим-то безразсудные молятся как богам, и воздают им честь, подобающую истинному Богу! В Египте и доныне еще совершается плач об утрате Озириса, Ора, Тифона и других. Додонския утвари и кориванты в Крите доказывают, что Зевс не бог, а человек, и рожден плотоядным отцем. И удивительно то, что самый мудрый и много похваляемый у эллинов за то, что уразумел Бога, т. е. Платон, идет с Сократом в Пирей, поклониться изображению Артемиды, сделанному человеческим искусством!

 

   11) О таковых и подобных этим изображениях идолобесия давно, и задолго прежде, научило Писание, говоря:  «Начало блужения умышление идолов: изобретение же их, тление живота. Ниже бо быша от начала, ниже будут во веки: тщеславием бо человеческим внидоша в мир, и сего ради краток их конец вменися. Горьким бо плачем сетуя отец скоро восхищеннаго чада образ сотворив, егоже тогда человека мертва, ныне яко жи́ва почте́; и предаде подручным тайны и жертвы: потом временем возмогший нечестивый обычай, аки закон храним бысть, и мучителей повелением почитаема бяху изваянная. Ихже бо в лице не могугце чествовати человецы далняго ради обитания, издалеча лице изобразивше, явный образ почитаемаго царя сотвориша, яко да отстоящаго аки близ сущаго ласкают с прилежанием. В продолжение же нечестия и не разумеющих понуди художниково искусство. Сей бо хотя угодити державствующему, произведе хитростию подобие на лучшее: множество же человек привлечено благообразием дела, прежде вмале чествованнаго человека, ныне в бога вмениша. И сие бысть житию в прельщение, яко или злоключению, или мучительству послуживше человецы, несообщно имя камению и древам обложиша»  (Прем.14:12-21).

   Так, по свидетельству Писания, началось и произошло у людей изобретение идолов. Время уже представить тебе и обличение идолопоклонства, заимствовав доказательства не столько отвне, сколько из того, что сами язычники думают об идолах.

   Если кто возьмет во внимание деяния так называемых ими богов (начну сперва с сего); то найдет, что они не только не суть боги, но даже гнуснейшие были из людей. Ибо каково видеть у стихотворцев описанныя распутства и непотребства Зевсовы? Каково слышать, что Зевс похищаеть Ганимеда, совершает тайныя прелюбодеяния, боится и мучится страхом, чтобы против воли его не были разорены троянския стены? Каково видеть, что он скорбит о смерти сына своего Сарпедона, хочет помочь ему и не может, что против него злоумышляют другие так называемые боги, именно: Афина, Гера и Посейдон, а ему помогают женщина Фетида и сторукий Эгеон; что Зевс преодолевается сластолюбием, раболепствует женщинам, и для них вдается в опасности, принимая на себя мечтательный вид безсловесных животных, четвероногих и птиц; и что еще укрывают его от отцева злоумышления, Крон же, который сам обрезал отца, связан им? Посему, справедливо ли предполагать богом того, кто совершил такия черныя дела, каких общие римские законы не дозволяют делать и простым людям?

 

   12) По обилию примеров напомню из многаго немногое: видя беззаконные и безнравственные поступки Зевса с Семелой, Ледой, Алкменой, Артемидой, Латоной, Майей, Европой, Данаей и Антиопой, или зная его безстыдное отношение к собственной сестре, которая была ему и сестрою и женою, кто не предал бы его поруганию и смертной казни? При том же, он не только прелюбодействовал, но и возводил в ряд богов своих детей, рожденных от прелюбодеяния, прикрывая видом обоготворения собственное беззаконие. Так сделались богами Дионис, Геракл, Диоскуры, Гермес, Персей и Сотейра.

   Также, зная непримиримую между собою вражду так называемых богов в Илионе за эллинов и троян, кто не осудит их в безсилии, потому что из ревности друг к другу раздражали и людей? Или, зная, что Диомедом ранены Арей и Афродита, а Гераклом – Гера и преисподний, котораго называют адским богом, Персеем же – Дионис, Аркадом – Афина, что Гефест сринут и стал хромым, – кто не заключит худо об их природе, и не откажется утверждать, что они – боги? Слыша же, что подлежат они страданию и тлению, не признает ли их не более как людьми, и людьми немощными, и не станет ли скорее дивиться тем, которые наносили им раны, нежели им раненым?

   Или видя прелюбодеяние Арея с Афродитой и Гефеста, устраивающаго ловушку для них обоих, видя также, что другие так-называемые боги, призванные Гефестом посмотреть на это прелюбодеяние, идут и смотрят на их безстыдство, кто не посмеялся бы и не признал бы их недостоинство? Или кто не посмеялся бы, видя бражничанье и дурачество Геракла с Омфалой?

   Нет нужды и обличать с усилием сластолюбивые их поступки, превосходящие всякую меру любодейства, – также изваяние богов из золота, серебра, меди, железа, камней и дерева; потому что все это само в себе ненавистно и само собою показывает в себе признак заблуждения. А поэтому, жалеть наипаче должно о тех, которые вводятся этим в обман. Ненавидят они любодея, который приступает к женам их, но не стыдятся боготворить учителей любодейства; сами воздерживаясь от кровосмешения, они молятся тем, которые делают это; и признавая деторастление злом, они чтут тех, которые повинны в нем; и что по законам непозволительно у людей, то не стыдятся приписывать так называемым богам своим.

 

   13) Притом, кланяющиеся камням и деревам не примечают, что ногами они попирают и жгут подобныя вещи, а часть тех же вещей именуют богами. Что не задолго прежде употребляли на свои нужды, то самое, сделав из сего изваяние, в безумии своем чествуют, вовсе не примечая и не разсуждая, что кланяются не богам, но искусству ваятеля. Пока не обтесан еще камень и не обделано вещество, – до тех пор попирают их, и пользуются ими на потребы свои, часто и низкия; а когда художник, по науке своей, приведет их в соразмерность и напечатлеет на веществе образ мужа или жены; тогда, свидетельствуя благодарность свою художнику, и купив их у ваятеля за деньги, кланяются уже им как богам. Не редко же и сам делатель истуканов, какбы забыв, что им они сработаны, молится собственным своим произведениям, и что недавно обтесывал и обрубал, то, по искусственной обделке, именует богами. Ежели бы и следовало удивляться чему в истуканах; то надлежало бы похвалить художество искусника, и сделавшему не предпочитать того, что сделано им; потому что не веществом украшено и обоготворено искусство, но искусством – вещество. Посему гораздо было бы справедливее, чтоб кланялись они художнику, а не произведениям его; потому что он был еще прежде сделанных искусством богов, и как ему хотелось, так и сделаны они. Теперь же, отринув справедливое, не уважив науки и искусства, кланяются тому, что сделано по науке и искусству. И когда сделавший человек умирает, – его произведения чествуют, как нечто безсмертное, хотя они, если бы не прилагать о них ежедневнаго попечения, без сомнения, по природе своей, уничтожились бы со временем.

   Как же не пожалеть о них и по той причине, что, сами видя, кланяются не видящим; сами слыша, возсылают мольбы к неслышащим; сами по природе – одушевленные и разумные люди, именуют же богами вовсе не движущихся и не-одушевленных? Удивительно также, что сами их охраняют, имея у себя под властию, и служат им, как владыкам! И не подумай, что говорю это без основания или лгу на них. Достоверность этого сама собою падает в глаза; и всякому желающему можно видеть это.

 

   14) Но лучшее об этом свидетельство находится в божественном Писании, которое издревле учит и говорит:  «Идоли язык сребро и злато, дела рук человеческих: очи имут, и не узрят: уста имут, и не возглаголют: ушы имут, и не услышат: ноздри имут, и не обоняют: руце имут, и не осяжут: нозе имут, и не пойдут: не возгласят гортанем своим. Подобни им да будут творящии я»  (Пс.113:12,16). Согласна с этим и пророческая укоризна; в том же и Пророки обличают идолов, когда Дух говорит: «Посрамятся созидающии Бога, и ваяющии вси» суетная.  «И вси, отнюдуже быша, изсхоша: и глусии от человек да соберутся вси, и да станут вкупе: и да посрамятся, и устыдятся вкут. Яко наостри древоделатель сечиво, теслою содела оное, и свердлом состави е, и состави е крепостию мышцы своея: и взалчет, и изнеможет, и не напиется воды. Древо бо избрав древоделя, постави е в меру, и клеем сострои е, и сотвори е яко образ мужеск, и аки красоту человечю, поставити е в дому. Посече древо вь дубраве, еже насади Господь, и дождь возрасти, да будет человеком на жжение, и взяв от него, согреся, и изжегше я, испекоша им хлебы, из оставшаго же сотвориша боги, и покланяются им. Пол его сожгоша огнем, и и на пол его, испече мясо, и яде, и насытися, и согревся, рече: сладко мне, яко согрехся, и видех огнь». Оставшему же  «покланяется, глаголя: избави мя, яко бог мой еси ты. Не уведаша смыслити, яко отемнеша очи их, еже видети, и разумети сердцем своим. И не помысли в сердце своем, ни помысли в душе своей, ни уведе смышлением, яко пол его сожже огнем, и испече на углиях его хлебы, и испек мяса снеде, и оставшее его в мерзость сотвори, и покланяются ему. Уведите, яко пепел есть сердце их, и прельщаются, и ни един может души своея избавити: видите, не рцыте яко лжа в деснице моей»  (Ис.44:10-20). Как же не признать всякому безбожными тех, кого и божественное Писание обвиняет в нечестии? Не злосчастны ли – так явно обличаемые в том, что вместо истины служаг вещам неодушевленным? Какая у них надежда? Или какое будет извинение возложившим упование на тварей безсловесных и не имеющих движения, которых чествуют они вместо истиннаго Бога?

 

   15) Пусть художник соорудил бы им богов, не придавая никакого образа, чтоб не иметь им явнаго обличения в несмысленности! Скрыли бы они от людей простых и возможность предположения, что идолы чувствуют, если бы у идолов не было указания на чувства, как то: глаз, ноздрей, ушей, рук, уст, остающихся в бездействии, так что не могут воспользоваться чувством и насладиться чувствуемым. Теперь же, имея их, вместе и не имеют; стоя, не стоят, сидя, не сидят; потому что не действуют ими; но какое положение захотел дать им соорудитель, в таком и пребывают неподвижно, не представляя в себе ни одного признака божественности, но оставаясь совершенно неодушевленными, и только от искусства человеческаго приявшими свой вид.

   Пусть также провозвестники и провещатели таковых лжебогов (разумею стихотворцев и бытописателей) просто написали бы, что они – боги, а не описывали бы их деяний в обличение небожественности и срамнаго жития! Одним именем Божества могли бы они скрыть истину, лучше же сказать, отвратить многих от истины. Теперь же, повествуя о любодеяниях и непотребствах Зевсовых, о деторастлении других богов, о сладострастной похотливости на женский пол, о страхе и робости и об иных пороках, не иное что делают, как изобличают самих себя, что не только не о богах они повествуют, но даже слагают свои басни не о честных, а о гнусных и далеких от совершенства, людях.

 

   16) Но, может быть, злочестивые прибегнут в этом случае к свойству стихотворцев, говоря, что отличительная черта стихотворцев изображать не-существующее, и лгать, слагая басни в удовольствие слушателей. Посему-то скажут, сложили они басни и о богах. Но предлог этот всего более для них ненадежен, как докажется это тем самым мнением, какое имеют и предлагают они о богах. Ибо, если у стихотворцев все – вымыслы и ложь, то ложно будет и самое именование, когда говорится о Зевсе, Кроне, Гере, Арее и о других. Может быть, как говорят они, вымышлены и имена, и вовсе нет ни Зевса, ни Крона, ни Арея; стихотворцы же на обольщение слушателей изображают их, как существующих. Но если стихотворцами вымышлены боги, которых нет; то почему же покланяются им, как существующим? Или, может быть, скажут еще, что имена стихотворцами не вымышлены, деяния же приписаны богам ложно. Но и это не более надежно к их оправданию. Ибо если солганы ими деяния, то, без сомнения, солганы и имена тех, чьи деяния описывались. Или, если соблюдена ими истина в именах, то по необходимости соблюдена и в деяниях. С другой стороны, сложившие баснь, что они боги, верно знали, что и делать должно богам, и не стали бы приписывать богам человеческих понятий; как действий огня никто не припишет воде, потому что огонь жжет, а вода, напротив, в сущности холодна. Посему, если деяния достойны богов, то и деятели будут боги. Если же людям, и людям злонравным, свойственно прелюбодействовать и делать все выше изчисленное; то и делавшие это будут люди, а не боги; потому что сущность и деяния должны быть соответственны между собою, чтобы образ действования свидетельствовал о том, кто действовал, и по сущности познавалось деяние. Кто разсуждает о воде и об огне, и описывает образ их действования, тот не скажет, что вода жжет, а огонь прохлаждает. И если кто поведет речь о солнце и земле, то не станет утверждать, что земля светит, а солнце произращает травы и плоды; напротив того, утверждая это, превзошел бы он всякую меру безумия. Так языческие писатели, особенно же преимущественнейший из всех стихотворец, если бы знали, что Зевс и другие суть боги, то не приписали бы им таких деяний, которыя обличают, что они не боги, а, напротив того, люди, и люди не целомудренные. Или, если солгали они, как стихотворцы, и ты уличаешь их в этом; то почему же не солгали они, говоря о мужестве героев, и вместо мужества не изобразили немощи, а вместо немощи – мужества? Как лгали они о Зевсе и Гере, так надлежало им уличать Ахиллеса в недостатке мужества, дивиться же силе Терситовой, Одиссея оклеветать в неблагоразумии, изобразить Несторово малоумие, сложить баснь о женоподобных деяниях Диомеда и Гектора и о мужестве Гекубы, потому что стихотворцам, как утверждают они, должно все вымышлять и лгать. Теперь же говоря о людях, соблюли они истину, но не побоялись оклеветать так называемых богов.

   Кто нибудь из них скажет следующее – стихотворцы лгут, говоря о непотребных деяниях богов, а в похвалах, когда Зевса называют отцем богов, верховным, олимпийским, и царствующим на небе, не вымышляют они, говорят же истину. Но не я один, а и всякий другой может доказать, что это разсуждение идет против них; потому что из прежних опять доводов, в укор им, обнаружится истина. Деяния изобличают, что они – люди, а похвалы – выше человеческой природы. Но то и другое не согласно между собою; и небожителям не свойственно делать подобныя дела, и о делающих подобныя дела никто не предположит, что они – боги.

 

   17) Что же остается подумать? Не то ли, что похвалы ложны и дело льсти; деяния же, вопреки им, говорят истину? И справедливость этого можно дознать из обычая. Кто хвалит другаго, тот не отзывается худо о жизни его; скорее же, если и гнусны чьи деяния, по укоризненности дел, – стараются превозносить таких людей похвалами, чтобы, обольстив слушателей избытком похвал, прикрыть беззакония хвалимых. Посему, как предположивший похвалить кого нибудь, если ни в жизни, ни в душевных доблестях, не находит предлога к похвалам, потому что все это срамно, то превозносит его в других отношениях, приписывая ему качества, которыя выше его; так и стихотворцы, которым удивляются язычники, приводимые в стыд срамными деяниями так называемых ими богов, присвоили им имя выше человеческаго, не зная того, что предположением чего-то  вышечеловеческаго не прикроют в них собственно человеческаго, скорее же человеческими их недостатками изобличат, что неприличны им божественныя черты. Думаю же, что стихотворцы против воли своей говорили о страстях и деяниях богов своих. Поелику они   «несообщно», как сказало Писание (Прем.14:21), Божие имя и Божию честь старались приложить тем, которые не боги, но смертные люди, и дерзкое предприятие их было весьма важно и злочестиво; то посему самому невольно вынуждены они истиною изобразить их страсти, чтобы сказанное в писаниях их о богах всем последующим родам служило доказательством, что это – не боги.

 

   18) Какое же оправдание, какое доказательство представят суеверные чтители сих богов, что это действительно боги? Тем, что говорено было не задолго пред сим, доказано, что это – люди, и люди не добронравные. Разве обратятся к тому, что высоко ценят их изобретения, полезныя для жизни, и скажут: и богами они признаны за то, что были полезны для людей. Ибо Зевс, как сказывают, владел искусством ваятельным, а Посейдон – судоходным, Гефест – кузнечным, Афина – ткацким; Аполлон изобрел музыку, Артемида – псовую охоту, Гера – искусство одеваться, Деметра – земледелие, другие же – иныя искусства, как повествуют о них историки. Но эти и подобныя им познания должны люди приписывать не им одним, а общей человеческой природе, углубляясь в которую, люди изобретают искусства. Ибо искусство, по словам многих, есть подражание природе. Посему, если они были сведущи в искусствах, которыми тщательно занимались; то за это нужно признать их не богами, а скорее людьми; потому что и они не от себя произвели искусства, но подражали в них природе. Поелику, как люди, по природе способны они были приобретать познания в положенных для людей пределах; то нимало не удивительно, если, вникнув в свою природу и приобретя о ней познание, изобрели они искусства. Если же утверждают, что за изобретение искусств справедливо было наименовать их богами; то и изобретателей других искусств следует наименовать богами на том же основании, на каком они удостоены этого наименования. Финикияне изобрели письмена, Гомер – героическую поэзию, элеатец Зенон – диалектику, сиракузянин Коракс – риторическое искусство, Аристей ввел в употребление пчелиный мед, Триптолем – сеяние жита, спартанец Ликург и афинянин Солон издали законы, Паламид изобрел словосочинение, числа, меры и весы, а другие, по свидетельству историков, сделали известными иныя различныя и для человеческой жизни полезныя вещи. Поэтому, если познания делают богами, и за них стали ваять богов; то необходимо, чтобы, подобно им, стали богами и те, которые впоследствии были изобретателями других вещей. Если же последних не удостоивают божеской чести, а признают людьми; то следует и Зевса, и Геру, и других не именовать богами, но верить, что и они были люди, тем более, что не были они и благонравны; как и самым изваянием кумиров язычники доказывают, что боги их не иное что, как люди.

 

   19) В какой иной образ облекают их ваятели, как не в образ мужей и жен? Разве еще, что ниже этого, в образ животных, по природе безсловесных, всяких птиц, четвероногих, и кротких и свирепых, также – пресмыкающихся, каких только производят земля, море и всякое водное естество? Люди, унизившись до скотскаго состояния страстями и сластолюбием, и не имея в виду ничего иного, кроме удовольствий и плотских вожделений, как сами устремились мыслию в эти, безсловесным свойственныя, дела, так в виде же безсловесных стали представлять и Божество, по разнообразию страстей своих, изваяв такое множество богов. Ибо у них есть изображения четвероногих, пресмыкающихся и птиц; как и истолкователь божественнаго и истиннаго благочестия говорит:  «Осуетишася помышлении своими, и омрачися неразумное их сердце: глаголющеся быти мудри, обюродеша, и изменигиа славу нетленнаго Бога в подобие образа тленна человека и птиц и четвероног и гад. Темже и предаде их Бог в страсти безчестия»  (Рим.1:21,23,26). Осквернив наперед душу скотским сластолюбием, как сказано выше, ниспали люди до подобных изображений Божества; а по падении, уже какбы преданные тем самым, что отвратился от них Бог, погрязают в этом, и Бога, Отца Слову, изображают в подобии безсловесных.

   Так называемые у эллинов философы и люди сведущие, когда обличают их в этом, не отрицают, что видимые их боги суть изображения и подобия людей и безсловесных, но в оправдание свое говорят: для того у нас все сие, чтобы чрез это являлось нам Божество и давало ответы; потому что невидимаго Бога невозможно иначе и познать, как при помощи подобных изваяний и обрядов. А другие, сих превосходя любомудрием, и думая сказать нечто еще более глубокомысленное, говорят: учреждения и изображения эти введены для призывания и явления божественных Ангелов и Сил, чтобы, являясь в этих изображениях, сообщали людям ведение о Боге; это какбы письмена для людей; читая их, по бывающему в них явлению божественных Ангелов, могут они познать, какое иметь понятие о Боге. Так баснословят, а не богословствуют (не скажем сего) языческие мудрецы! Но если кто со тщанием изследует это разсуждение, то найдет, что и их мнение не менее ложно, как и показанных прежде.

 

   20) Иной, вступя с ними в речь, пред судом истины спросит: Почему Богь ответствует и познается чрез идолов; по причине ли вещества, из какого сделаны идолы, или по причине даннаго им образа? Если по причине вещества, то какая нужда в образе? Почему Бог не является просто во всем веществе. прежде нежели сделано из него это? Напрасно воздвигали они стены храма, заключая в них один камень, или одно дерево, или часть золота, когда вся земля наполнена их сущностию. А если причиною божественнаго явления бывает наложенный на вещество образ; то какая нужда в веществе золота или чего-либо  иного? Почему Богу не являться лучше в самых в природе существующих животных, которых образ имеют на себе изваяния? На этом основании мысль о Боге была бы лучше, если бы являлся Он в одушевленных живых существах, словесных или безсловесных, и не нужно было ожидать Его явления в вещах неодушевленных и не движущихся. В этом случае язычники впадают в нечестие, в котором всего больше противоречат сами себе. Естественных животных, четвероногих, птиц и пресмыкающихся почитают мерзостию и гнушаются ими, или по причине их свирепости, или по нечистоте, и однакоже, изваяв подобия их из камня, дерева, золота, боготворят оныя. Надлежало бы им лучше чествовать самых животных, нежели чтить изображения их, и покланяться им в изображениях. Или, может быть, в идолах ни то ни другое, ни образ ни вещество, не служит причиною Божия присутствия; призывает же Божество на них одно сведущее искусство, которое само есть подражание природе. Но если при помощи знания нисходит Божество на изваяния; то опять, какая нужда в веществе, когда знание в человеке? Ибо если при помощи одного искусства является в изваяниях Бог, и потому изваяния чествуются как боги; то надлежало бы покланяться людям, как виновникам искусства, и их чествовать, поколику они разумны, и в себе самих имеют сведение.

 

   21) На второе же, конечно более глубокомысленное, оправдание их не без основания можно сказать следующее: Если делается это у вас, эллины, не по причине явления самого Бога, но по причине присутствия там Ангелов; то почему изваяния, чрез которыя призываете вы Силы, у вас лучше и выше самых призываемых Сил? Делая изваянные образы, как говорите, для приобретения понятия о Боге, присвояете этим изваяниям честь и наименование самого Бога, и в этом поступаете не благочестно. Признавая, что сила Божия превыше ничтожества идолов, и потому осмеливаясь чрез них призывать не Бога, но низшия Силы, потом, оставив Силы эти в стороне, камням и деревам присвоили вы имя Того, Чье присутствие для вас страшно; и не камнями, не произведением человеческаго искусства именуете их, но богами, и покланяетесь им. Если, как ложно уверяете, это у вас письмена для умозрения о Боге; то не справедливо – знаки предпочитать означаемому. Если кю напишет царево имя, то предпочитающий написанное царю не останется в безопасности, а напротив того, наказан будет смертию. Письмена же изобретаются искусством пишущаго. Так и вы, если имеете здравый разсудок, то не можете на вещество переносить таковый признак Божества; даже изваяния не можете предпочесть изваявшему. Если идолы, точно как письмена, означают явление Бога, и потому, как означающия собою Бога, достойны обоготворения; то изваявшему и начертавшему их, разумею опять художника, тем паче надлежало быть обоготворенным, потому что он и могущественнее и божественнее идолов, так как по его изволению обделаны и получили свой вид идолы. Посему, если достойны удивления письмена, то написавший их возбуждает гораздо бо́льшее удивление своим искусством и душевным знанием. Итак, если идолов не следует по этой причине почитать богами, то можно еще предложить вопрос об идолобесии, если кому желательно знать причину, почему идолы имеют такой образ.

 

   22) Если Божество человекообразно, а потому и идолы так изображаются; то для чего присвояют Божеству и подобия безсловесных? Если же у Него подобие безсловесных животных; то почему присвояют Ему изваяния существ словесных? А если в Нем то и другое, и в том и другом виде представляют они Бога, потому что имеет подобие и безсловесных и словесных существ; то для чего разделяют соединенное, и отдельно делают изваяния безсловесных и изваяния людей, а не всегда изваяния их имеют вид тех и других, каковыя изображения действительно находятся в баснословии, например: Сцилла, Харибда, Гиппоцентавр, и у египтян – Анубис с головою пса? Надлежало бы, или только так изображать их, имеющих двоякую природу, или, если имеют один только образ, не вымышлять для них другаго. И еще, если они имеют мужеский образ, то для чего придают им и подобия женския? И если женский имеют образ, то для чего ложно представляют их в образе мужей? Опять, если они – то и другое; то надлежало не разделять, а соединять то и другое, и уподоблять так называемым жено-мужам (гермафродитам), чтобы языческое суеверие не только обнаруживало в себе нечестие и клевету, но возбуждало и смех в зрителях.

   И вообще, если представляют себе Божество телообразным, а потому воображают у Него, и изваяниям дают, чрево, руки, ноги, также выю, грудь, уши, члены, у людей служащие к деторождению; то смотри, до какого нечестия и безбожия унизился ум их, когда мог так думать о Божестве. Ибо Божеству следовало бы посему претерпевать непременно и все прочее, свойственное телу, то есть, быть разсекаемым, делимым, и даже вообще подверженным истлению. Это же и подобное этому свойственно не Богу, а скорее – земным телам; потому что Бог безплотен, нетленен, безсмертен, и ни в ком ни для чего не имеет нужды; это же тленно подобно телам и, как говорено было прежде, имеет нужду в прислуге человеческой. Ибо часто видим, что обветшавшие идолы обновляются; уничтоженные временем, дождем, или каким либо из земных животных, созидаются вновь. А посему можно осудить язычников в неразумии за то, что именуют богами идолов, которых сами делают; просят спасения у тех, которых искусством своим предохраняют от тления; молятся об удовлетворении своих нужд тем, о ком знают, что требуют собственной их попечительности; и заключая их в небольших зданиях, не стыдятся называть владыками неба и всей земли.

 

   23) И не из этого только можно усматривать безбожие язычников, но также и из того, что о самых идолах мнения их не согласны. Ибо если идолы – боги, как говорят и любомудрствуют о них язычники; то к которому из них прилепится человек? И каких из них можно признать главнейшими, чтоб или, покланяясь Богу, иметь на него твердое упование, или, признавая Его Божеством, как говорят, не колебаться? Ибо не одни и теже именуются у всех богами, но большею частию сколько есть народов, столько вымышлено и богов. Случается же, что одна область и один город разделяются между собою во мнениях о почитании идолов. Финикияне не знают богов, признаваемых египтянами. Египтяне покланяются не одним и тем же идолам с финикиянами. Скифы не приемлют богов персидских, а персы – сирских. Пелазги уничижают даже богов чтимых во Фракии, а фракияне не признают чтимых фивянами. Инды с арабами, арабы с ефиопами, и ефиопы с ними, имеют различных идолов. Сиряне не чтут богов киликийских, каппадокияне же именуют богами не признаваемых в Киликии; иных вымыслили себе вифинияне, а иных – армяне. И к чему приводить многие примеры? Обитатели твердой земли покланяются инаковым богам с островитянами, и островитяне чтут инаковых с жителями твердой земли. И вообще, каждый город и каждое селение, не зная соседних богов, предпочитают им своих, которых и признают только богами. О гнусных же египетских обычаях нет нужды и говорить; они у всех перед глазами; там города держатся суеверий противоположных и одно другому противоречащих; соседи всегда стараются чествовать противное тому, что чествуют живущие смежно с ними. Крокодилу покланяются одни как Богу, у жителей же ближайших мест почитается он мерзостию. Льва чтут одни как Бога, а вне города не только не воздают ему чести, но даже встретив убивают его как зверя. Рыбу, включенную одними в число богов, в другом месте ловят в пищу. Оттого у них – войны, мятежи, всякаго рода предлоги к убийствам, и все обаяние страстей. Удивительно же то, что пелазги, по сказанию историков, у египтян узнав имена богов, не знают египетских богов, воздают же честь богам другим, а не египетским. И вообще, у всех народов, зараженных идолослужением, различны верования и обряды богослужения, а не найдешь у них одного и тогоже.

   Этому и быть надлежало; потому что, утратив мысленное устремление к единому Богу, люди впали во многое и различное; уклонившись от истиннаго Отчаго Слова, Спасителя всех Христа, носятся они мыслию по многим вещам. Как отвратившиеся от солнца и находящиеся в темном месте кружатся по многим непроходимым путям, и кто перед ними, тех не примечают, а кого нет, тех представляют стоящими перед ними, и видя не видят: так, подобным же сему образом, и у тех, которые отвратились от Бога и омрачены в душе, ум находится в кружении; они, как пияные и не способные видеть, представляют себе не сущее.

 

  24) Не малым обличением действительнаго безбожия язычников служит и следующее. Поелику в каждом городе и в каждой области боги различны, и их много, притом – один истребляет богов другаго; то всеми истребляются все. У одних почитаемые богами у других делаются жертвами и возлияниями в честь ими именуемых богов. И на оборот, что у одних употребляется в жертву, то у других почитается богом. Египтяне чтут вола и Аписа, т. е. тельца; а другие вола и тельца приносят в жертву Зевсу. Правда, что в жертву приносят не тех самых, которые обоготворены; однако же, принося подобное, приносят, по-видимому, тоже самое. Ливияне признают богом овна, котораго и называют Аммоном; а у других овен часто закалается в жертву. Инды воздают честь Дионису, этим именем, в переносном смысле, называя вино; у других же вино употребляется на возлияние иным богам. Иные чтут и именуют богами реки, источники, особливо же египтяне всему предпочитают воду; между тем другие, и даже сами египтяне, обожающие это, водою омывают свои и чужия нечистоты, и оставшееся по умовении выливают с безчестием. Но почти все идолотворимое египтянами у других обращается в жертву богам. Посему сами язычники смеются над египтянами, что боготворят они не богов, но вещи, другими и даже ими самими употребляемыя на очищение и жертвы.

 

   25) Некоторые дошли уже и до такого злочестия и безумия, что закалают и приносят в жертву ложным богам своим самых людей, тогда как боги эти суть подобие и образ людей. Эти злосчастные не примечают, что закалаемыя ими жертвы служат первообразами вымышленных и чествуемых ими богов. Им-то приносят в жертву людей; приносят почти подобное подобному, или, вернее сказать, лучшее худшему, одушевленных закалают в жертву неодушевленным, разумных приводят на заклание не имеющим движения. Скифы, именуемые Таврийскими, в жертву так-называемой у них деве закалают претерпевших кораблекрушение и взятых в плен эллинов. Столь злочестиво поступают они с подобными себе людьми, и в такой мере изобличают жестокость богов своих, что убивают даже тех, кого Промысл спас от опасностей на море; и этим какбы противятся самому Промыслу, потому что зверскою своею душею уничтожают Его благодеяние. Другие же, когда возвращаются с войны победителями, разделив пленников на сотни, и из каждой взяв по одному, Столько человек закалают в честь Арею, сколько изберут по числу сотен. И не скифы одни совершают такия мерзости, по врожденной варварам свирепости; напротив того, обычное это дело, свойственное злобе идолов и бесов. Ибо в древности египтяне приносили людей в жертву Гере, а финикияне и критяне принесением в жертву детей своих умилостивляли Крона. И древние римляне человеческими жертвами чтили Зевса, называемаго Лациарием. Так или иначе, но все вообще, и сквернили и сквернились; сквернились сами, совершая убийства, и оквернили храмы свои, окуряя их подобными жертвами.

   И от этого много зол приключилось людям. Они видя, что приятно это демонам, и сами вскоре стали подражать богам своим, совершая подобныя преступления, и вменяя в заслугу себе подражание, по мнению их, существам совершеннейшим. Отсего люди стали вдаваться в человекоубийства, детоубийства и всякия непотребства. Каждый почти город, от уподобления в нравах богам своим, сделался исполненным всякаго разврата. Пред идолами нет целомудреннаго кроме того, чье непотребство ими засвидетельствовано.

 

   26) В финикийских капищах, в древности, сидели женщины, и в дар тамошним богам своим приносили начатки из цены блуда своего, думая умилостивить тем богиню свою и заслужить ея благоволение. И мужи, отрекшись от своего пола, не желая принадлежать к мущинам, претворяют себя в пол женский, чтобы угодить и оказать тем честь матери, так называемых ими, богов. Вообще, все живут срамно, соревнуют друг другу в худом, и как сказал святый служитель Христов Павел:  «жены бо их измениша естественную подобу в преестественную: такожде и мужи оставльше естественную подобу женска пола, разжегошася похотию своею друг на друга, мужи на мужех студ содевающе»  (Рим.1:26-27). А этими и подобными этим делами подтверждают они и обличают, что и так-называемые ими боги вели такую же жизнь. Ибо у Зевса научились они деторастлению и прелюбодеянию, у Афродиты – блуду, у Реи – непотребству, у Арея – убийствам, у других же – иным подобным делам, за которыя законы наказывают и которыми гнушается всякий целомудренный человек. Посему справедливо ли почитать богами тех, которые делают подобныя дела? Не лучше ли за развратность нравов признать, что они безсмысленнее и самых безсловесных? Справедливо ли также и воздающих им божескую честь почитать людьми? Не лучше ли пожалеть о том, что они безсмысленнее безсловесных, и бездушнее неодушевленных? Если бы обратили они внимание, что душа их одарена умом; то не вринулись бы во все это с такою опрометчивостию, и не отреклись бы от истиннаго Бога, Отца Христова.

 

   27) Но, может быть, превосходнейшие из язычников и исполненные удивления к твари, будучи пристыждены обличениями в этих мерзостях, и сами не отрекутся, что действительно это предосудительно и сто́ит обличения, но останутся в той мысли, что служение миру и частям мира есть несомненное для них и неоспоримое верование. Даже будут хвалиться, что не камни, не дерева, вообще не изображения людей и безсловесных, птиц, гадов и четвероногих чествуют и обожают они, но солнце, луну, все небесное украшение, а также – землю и все влажное естество. При этом скажут: никто не может доказать, будто бы и это по природе не боги, когда для всякаго явно, что они – не вещи неодушевленныя и безсловесныя, но по природе выше людей, потому что одни населяют небо, а другие – землю.

   И это мнение стоит того, чтобы разсмотреть и подвергнуть его изследованию. Ибо и в этом слово наше, без сомнения, найдет, что послужит истинным обличением язычникам. Но прежде, нежели приступим к разсмотрению и начнем доказательство, достаточно заметить, что сама тварь едва не вопиет против них, указывая на своего Творца и Создателя – Бога, над нею и над всем царствующаго Отца Господу нашему Иисусу Христу, от Котораго отвращаются эти мнимые мудрецы, покланяются же произшедшей от Него твари и боготворят ее, хотя сама она покланяется своему Творцу и исповедует того Господа, от Котораго отрицаются они ради ея. Ибо таким образом люди, удивляющиеся частям мира и признающие их богами, весьма будут пристыждены взаимною друг для друга потребностию этих частей. Она показывает и дает знать, что Отец Слова есть действительно Господь и Творец этих частей, требующий от них безпрекословнаго Себе повиновения, как говорит и Божие законоположение:  «небеса поведают славу Божию, творение же руку Его возвещает твердь»  (Пс.18:1).

   Достоверность этого не сокрыта от взоров, но весьма очевидна всякому, у кого не вовсе ослеплено умное око. Ибо если кто возьмет во внимание отдельныя части твари, и будет разсматривать каждую в особенности, например: и солнце возьмет само по себе, и луну отдельно, а также и землю, и воздух, и теплоту, и холод, и сухость, и влажность, вне взаимной их между собою связи, и каждую из этих частей станет разсматривать особо, как она есть сама по себе; то без сомнения найдет, что ни одна часть мира сама для себя не достаточна, но все оне имеют нужду одна в другой, и только при взаимной друг другу помощи делаются самостоятельными. Солнце обращается вместе со всем небом, и в нем заключается, вне же небеснаго кругообращения не могло бы и существовать. Луна и прочия звезды свидетельствуют о том, что вспомоществует им солнце. Оказывается также, что и земля дает плоды не без дождей, а дождь не может падать на землю без содействия облаков, и облака никогда не являются и не составляются сами собою без воздуха, и воздух нагревается не сам собою, но от эфира, светлым же делается, когда озарен солнцем. Источники и реки образуются не без земли; земля не сама на себе утверждена, но поставлена на водах, и держится какими-то связями в средине вселенной; море и всю землю обтекающий со-вне великий океан приводятся в движение ветрами, и устремляются, куда понудит их сила ветров; самые ветры происходят не сами собой, но, как говорят разсуждающие о них, составляются в воздухе от теплоты и нагревания его эфиром, и с помощию того же воздуха дуют всюду. Кто же, при всей малосмысленности, не знает, что четыре стихии, из которых образовалось естество тел, – разумею теплоту и холод, сухость и влажность, – поддерживаются только в совокупном соединении, а разделенныя и разобщенныя, от преобладания преизбыточествующей из них, делаются уже одна для другой разрушительными? Теплота истребляется увеличивающимся холодом; а холод, опять, уничтожается силою теплоты. Сухое увлаживается влажным и последнее изсушается первым.

 

   28) Посему как же эти вещи будут богами, имея нужду в помощи других? Или как можно просить у них чего-либо  , когда сами одна от другой требуют себе содействия? Если у нас слово о Боге; то Он ни в ком не имеет нужды, самодоволен, самоисполнен, в Нем все состоится, лучше же сказать, Он всему дает самостоятельность. Справедливо ли же будет наименовать богами солнце, луну и другия части творения, когда оне не таковы, напротив же того, имеют нужду во взаимном друг другу содействии?

   Но, может быть, язычники, имея доказательство перед глазами, и сами сознаются, что части творения, взятыя раздельно и сами по себе, не достаточны; станут же утверждать, что, когда все части, совокупленныя вместе, составляют одно великое тело, тогда целое есть Бог. По составлении из частей целаго, не будет уже им нужды ни в чем постороннем, целое же будет и само для себя довольно и для всего достаточно. Так скажут нам мнимые мудрецы, чтобы и за это выслушать себе обличение. Даже слово это докажет, что злочестие их, при великом невежестве, не меньше злочестия тех, о которых сказано прежде.

   Ежели отдельныя вещи, будучи между собою связаны, наполняют собою целое, и целое составляется из отдельных вещей: то целое состоит из частей, и каждая вещь есть часть целаго. Но это весьма далеко от понятия о Боге. Бог есть целое, а не части; Он не из различных составлен вещей, но Сам есть Творец состава всякой вещи. Смотри же, как нечестиво выражаются о Божестве, которые так говорят о Нем. Если Бог состоит из частей, то, без сомнения, окажется Себе самому неподобным и составленным из вещей неподобных. Ибо если Он – солнце, то не луна; если – луна, то не земля; и если – земля, то не будет морем. А таким образом, перебирая каждую часть отдельно, найдешь несообразность такого их разсуждения. То же заключение можно против них вывести из разсмотрения нашего человеческаго тела. Как глаз – не слух, слух – не рука, чрево – не грудь, и выя также – не нога, но каждый из этих членов имеет собственную свою деятельность, и из этих различных членов составляется одно тело, в котором части соединены взаимною нуждою, разделятся же с наступлением времени, когда собравшая их во едино природа произведет разделение, потому что так угодно повелевшему Богу: так (да позволит это сказать сам Совершеннейший), если части творения, сочетавая их в едино тело, именуют Богом, то необходимо, чтобы, по доказанному уже, Бог сам в Себе был не подобен Себе, и также делился, сообразно с природою делимых частей.

 

   29) Но согласно с истинным умозрением, можно еще и иначе обличить их безбожие. Если Бог по естеству безплотен, невидим, неосязаем; то почему представляют они Бога телом, и что видимо глазами и осязаемо рукою, тому воздают божескую честь? И еще, если утвердилось уже такое понятие о Боге, что Он во всем всемогущ, и ничто не обладает Им, но Он всем обладает и над всем владычествует; то обоготворяющие тварь как не примечают, что она не подходит под такое определение Бога? Когда солнце бывает под землею, – свет его затемняет земля, и он не видим. Луну же днем скрывает солнце блистанием своего света. Земные плоды нередко побивает град; огонь от прилива воды угасает; зиму гонит весна, а лето не позволяет весне преступать свои пределы, и лету опять осень воспрещает выходить из собственных своих пределов. Итак, если бы это были боги, то надлежало бы, чтоб они не были преодолеваемы и затмеваемы друг другом, но всегда находились одно при другом, и вместе производили общия свои действия; надлежало бы, чтоб днем и ночью солнце, и в совокупности с ним луна и прочий сонм звезд, имели равный свет, и свет их всем светил и всех осиявал; надлежало бы, чтобы море и источники смешались, и доставляли людям общее питие; надлежало бы, чтобы в то же время были и безветрие и дыхание ветров; надлежало бы, чтобы огонь и вода в совокупности удовлетворяли одной и общей потребности человеческой, и никто не терпел от них вреда; потому что, по мнению людей, они – боги, и делают все не ко вреду, а скорее – к пользе. Если же это не возможно, по причине взаимной их противоположности; то вещи, одна другой противныя, противоборственныя и между собою несовместимыя, возможно ли называть богами, и воздавать им божескую честь? Если несогласны оне между собою по природе, то могут ли подавать мир другим молящимся и будут ли для них охранителями единомыслия?

   Посему, как доказано в слове, по всей справедливости, не могут быть истинными богами ни солнце, ни луна, ни другая какая часть твари, а тем паче – изваяния из камней, из золота и из других веществ, и также – вымышленные стихотворцами Зевс, Аполлон и другие. Напротив того, одни суть части творения, другия – вещи неодушевленныя, а третьи были только смертные люди. Потому служение им и обоготворение их есть внушение не благочестия, но безбожия и всякаго злочестия, и доказательство великаго уклонения от ведения единаго и единственно истиннаго Бога, разумею же Отца Христова. А когда изобличено это и доказано, что языческое идолослужение исполнено всякаго безбожия и введено не на пользу, а на погибель человеческой жизни; теперь. как обещано было в начале слова, по изобличении заблуждения, пойдем, наконец, путем истины, и обратим взор к Вождю и Создателю вселенной – Отчему Слову, чтобы чрез Него уразуметь нам и Бога Отца Его, и показать язычникам, сколько удалились они от истины.

 

   30) Сказанное доселе клонилось только к изобличению заблуждений в мире; путь же истины будет иметь целию действительно сущаго Бога. К познанию же и точному уразумению истины имеем нужду не в ком другом, а только в себе самих. Путь к Богу не так далек от нас, как превыше всего сам Бог; он не вне нас, но в нас самих; и начало его может быть нами найдено, как и Моисей учил, говоря:  «глагол веры в сердце твоем есть»  (Рим.10:8; Втор.30:14). И Спаситель, давая разуметь и подтверждая тоже самое, сказал:  «царствие Божие внутрь вас есть»  (Лк.17:21). Внутри же себя имея веру и царствие Божие, можем вскоре узреть и уразуметь Царя вселенной – Спасительное Отчее Слово. Да не отговариваются служащие идолам эллины, и вообще, никто другой да не обольщает сам себя, будто бы нет у них таковаго пути, а потому и имеют они предлог к своему безбожию. Все мы вступили на этот путь, и всем он открыт, хотя и не все им идут, но многим желательно оставлять его, потому что влекут их со-вне житейския удовольствия.

   А если кто спросит: что же это за путь? Отвечаю: – душа каждаго и в ней ум; потому что одним умом может быть созерцаем и уразумеваем Бог. Разве нечестивые, как отреклись от Бога, так откажутся и от того, что имеют душу? Это и всего справедливее было бы сказать им; потому что не имеющим только ума свойственно отрицаться от его Творца и Создателя Бога. Посему-то для людей простых нужно вкратце доказать и то, что всякий человек имеет душу, и душу разумную; потому что иные, особливо еретики, отрицают и это, полагая, что человек есть не более как видимый образ тела; – нужно для того, чтобы, когда будет это доказано, могли они сами в себе иметь ясное обличение идолослужения.

 

   31) Первым не малым признаком того, что душа человеческая разумна, служит отличение ея от безсловесных; ибо по естественной привычке называем их безсловесными по тому самому, что род человеческий разумен. А потом не маловажным будет доказательством и то, что один человек разсуждает о находящемся вне его, мысленно представляет и то, чего нет перед ним, и опять разсуждает и обсуживает, чтобы из обдуманнаго избрать лучшее. Безсловесныя видят то одно, что перед ними, стремятся к тому одному, что у них перед глазами, хотя бы впоследствии был от того им вред; но человек стремится не к видимому, а напротив того, видимое глазами обсуживает разсудком; не редко, устремившись уже, разсудком бывает удержан, и что им обдумано, обсуживает снова. И всякий, если только он – друг истины, сознает, что ум человеческий не одно и тоже с телесными чувствами; а потому, как нечто иное, бывает судиею самых чувств; и если чувства чем предзаняты, то ум обсуживает и припоминает это, и указывает чувствам лучшее. Дело глаза – видеть только, ушей – слышать, уст – вкушать, ноздрей – принимать в себя запах, рук – касаться; но разсудить, что должно видеть и слышать, до чего должно касаться, что вкушать и обонять, – не дело уже чувств; судят же об этом душа и ум ея. Рука может, конечно, взяться и за меч, уста могут вкусить и яд, но они не знают, что это вредно, если не произнесет о том суда ум. И это (чтоб видеть нам дело в подобии) походит на хорошо настроенную лиру и на сведущаго музыканта, у котораго она в руках. Каждая струна на лире имеет свой звук, то густый, то тонкий, то средний, то пронзительный, то какой-нибудь другой; но судить о согласии звуков и распознать стройный их лад невозможно без знатока; ибо тогда только оказывается в них согласие и правильный лад, когда держащий в руках лиру ударит по струнам, и мерно коснется каждой. Подобно этому, поелику и чувства в теле настроены как лира, когда управляет ими сведущий ум, тогда душа разсуждаеи и знает, что делать и как поступать. Но это свойственно только людям, и это-то есть разумность человеческой души, пользуясь которою отличается она от безсловесных, и доказывает о себе, что она действительно не одно и тоже с видимым в теле. Тело часто лежит на земле, а человек представляет и созерцает, что на небе. Тело часто покоится, безмолвствует и сидит, а человек – внутренно в движении, и созерцает, что вне его, переселяясь и переходя из страны в страну, встречаясь с знакомыми, не редко предугадывая и предузнавая по этому дела свои на другой день. Что же это иное, как не разумная душа, которая в человеке размышляет, и представляет, что выше его?

 

   32) А для тех, которые дошли даже до безстыдства неразумности, строгим доказательством послужит и следующее. Тело по природе смертно; почему же человек размышляет о безсмертии, и не редко, из любви к добродетели, сам на себя навлекает смерть? Или, тело – временно; почему же человек представляет себе вечное, и поэтому пренебрегает тем, что у него под ногами, вожделевает же вечнаго? Тело само о себе не помыслит ничего падобнаго; оно не помыслило бы и о том, что вне его; потому что оно смертно и временно. Необходимо же быть чему-либо другому, что помышляло бы о противоположном и не-естественном телу. Итак, что же это опять будет, как не душа разумная и безсмертная? Не со-вне, но внутри в теле, как музыкант на лире, производит она совершеннейшие звуки. Опять, глазу естественно смотреть, и слуху – слушать; почему же одного отвращаются они, а другое избирают? Кто отвращает глаз от зрения? Или кто заключает для слышания слух, по природе способный слышать? Или кто не редко удерживает от естественнаго стремления вкус, по природе назначенный для вкушения? Кто запрещает до иного касаться руке, по природе деятельной? И обоняние, данное для ощущения запахов, кто отвращает от принятия в себя оных? Кто производит это вопреки тому, что естественнно телу? Или почему тело, отвращаясь от требуемаго природою, склоняется на совет другаго, и обуздывается его мановением? Все это доказывает не иное что, как разумную душу, владычествующую над телом. Тело не само себя движет, но приводится в движение и движется другим, как и конь не сам себя впрягает, но понуждает его владеющий им. Посему-то и даются людям законы – делать доброе и отвращаться порока; для безсловесных же, лишенных разумности и мышления, и худое остается невнятным и неразличимым. Итак, думаю, сказанным доселе доказано, что в людях есть разумная душа.

 

   33) Но в церковном учении, для убеждения в том, что не должно быть идолам, необходимо знать, что душа и безсмертна. Познание же об этом всего более облегчается для нас познанием тела и различением души от тела. Ибо если в слове нашем доказано, что душа – не одно и тоже с телом, тело же по природе смертно; то необходимо душе быть безсмертною по тому самому, что она не подобна телу. И опять, если, по доказанному, душа движет тело, а сама ничем другим не приводится в движение; то следует из этого, что душа самодвижна, и, по сложении с себя тела в землю, опять будет сама себя приводить в движение. Ибо не душа подвергается смерти, умирает же тело, вследствие разлучения с ним души. Посему, если бы душа приводима была в движение телом, то по разлучении с движущим ей следовало бы умереть. А если душа движет и тело, то тем паче необходимо ей приводить в движение и себя. Приводя же себя в движение, по необходимости будет она жить и по смерти тела; потому что движение души не иное что есть, как жизнь ея; как, без сомнения, и о теле говорим, что тогда оно живет, когда движется, и тогда бывает смерть его, когда прекращается в нем движение. Но это яснее можно видеть из душевной деятельности, пока душа еще в теле. Если и тогда, как душа заключена в теле и соединена с ним, не ограничивается она малостию тела и не соразмеряется с нею; тело лежит иногда на одре, и какбы уснув смертным сном, пребывает недвижимо, а душа по силе своей бодрствует, возвышается над природою тела, и хотя пребывает в теле, но, какбы преселяясь из него, представляет и созерцает, что превыше земли, не редко же, поощряемая чистотою ума, воспаряет к святым и Ангелам, пребывающим вне земных тел, и беседует с ними; то, разрешившись от тела, когда будет сие угодно соединившему ее с ним Богу, не тем ли паче, и не в большей ли еще мере, приобретет она яснейшее ведение о безсмертии? Ибо, если и связанная телом жила такою жизнию, которая вне тела, то по смерти тела тем паче будет жить, и не прекратится жизнь ея; потому что так сотворил ее Бог Словом Своим, Господом нашим Иисусом Христом. И помышляет и мудрствует она о безсмерном и вечном, потому что сама безсмертна. Как телесныя чувства, поелику тело смертно, видят смертное; так душе, созерцающей безсмертное и помышляющей о безсмертном, необходимо и самой быть безсмертною, и жить вечно. Ибо понятия и созерцания безсмертия никогда не оставят ее, пребывая в ней и служа какбы подгнетом к поддержанию безсмертия. Посему-то душа имеет понятие и о созерцании Бога, и сама для себя делается путем, не со-вне заимствуя, но в себе самой почерпая ведение и разумение о Боге Слове.

 

   34) А поэтому утверждаем чем говорено уже было и прежде), что язычники, как отреклись от Бога и кланяются вещам неодушевленным, так, думая о себе, что нет в них разумной души, и причисляя себя к безсловесным, в этом самом несут наказание за свое безумие. И потому, как неодушевленные, благоговея пред вещами неодушевленными, достойны они сострадания и руководства. Если же уверены они (как и в праве быть уверенными), что есть в них душа, и имеют высокое понятие о своей разумности; то для чего, какбы не имея души, отваживаются поступать вопреки разуму, не мудрствуют, как должно мудрствовать, но ставят себя выше и Божества? Ибо сами имея безсмертную и невидимую ими душу, уподобляют Бога вещам видимым и смертным. Или почему, как отступили от Бога, так паки не прибегнут к Нему? Как отвратились они мыслию от Бога, и не-сущее стали представлять себе богами, так могут возвыситься умом души своей, и снова обратиться к Богу. Обратиться же к Богу будет для них возможно, если свергнут с себя скверну всякаго вожделения, в какую облеклись, и в такой мере омоются, что отринут все чуждое душе и в нее привзошедшее, представят же ее чистою от всяких примесей, какою была она сотворена; и таким образом прийдут в состояние созерцать в ней Отчее Слово, по Которому сотворены в начале. Ибо создана душа по образу и подобию Божию, как дает разуметь об этом божественное Писание, говоря от лица Божия:  «сотворим человека по образу Нашему и по подобию»  (Быт.1:26).

   Посему, когда душа слагает с себя всю излившуюся на нее скверну греха, и соблюдает в себе один чистый образ, тогда (чему и быть следует) с просветлением его, как в зеркале, созерцает в нем Отчий образ – Слово, и в Слове уразумевает Отца, Котораго образ есть Спаситель. Или, если учение души недостаточно, потому что ум ея омрачается внешним, и не видит она лучшаго; то ведение о Боге можно также заимствовать от видимаго; потому что тварь порядком и стройностию, какбы письменами, дает уразуметь и возвещает своего Владыку и Творца.

 

   35) Бог благ, человеколюбив, благопопечителен о сотворенных Им душах; и поелику по естеству Он невидим и непостижим, превыше всякой сотворенной сущности, а род человеческий, произшедший из ничего, не достиг бы ведения о Нем несотворенном; то посему-то самому и привел Он тварь Словом Своим в такое устройство, чтобы Его, невидимаго по естеству, могли познавать люди хотя из дел. Ибо из дел не редко познается и такой художник, котораго мы не видали. Говорят, на-пример, о ваятеле Фидие, что произведения его соразмерностию и взаимною соответственностию частей показывают в себе Фидия, хотя и нет его пред зрителями. Так и из порядка в мире можно познавать Творца и Создателя его, Бога, хотя и невидим Он телесным очам. Никто не смеет сказать, будто бы Бог во вред нам употребил невидимость естества Своего, и оставил Себя совершенно непознаваемым для людей. Напротив того, по сказанному выше, в такое устройство привел Он тварь, что, хотя невидим по естеству, однакоже познается из дел. И не от себя говорю это. но так научен я Богословами; и один из них, Павел, пишет к римлянам:  «невидимая бо Его от создания мира творенми помышляема видима суть»  (Рим.1:20), и с дерзновением говорит ликаонянам:  «и мы подобострастни есмы вам человецы, благовествующе вам от сих суетных обратитися к Богу живу, Иже сотвори небо и землю и море и вся, яже в них: Иже в мимошедшыя роды оставил бе вся языки ходити в путех их: и убо не несвидетельствована Себе остави, благотворя, с небесе нам дожди дая, и времена плодоносна, исполняя пищею и веселием сердца наша»  (Деян.14:15-17). Ибо, взирая на небесный круг, на течение солнца и луны, на положения и круговращения прочих звезд, совершающияся различно и по противоположным направлениям, впрочем так, что при всем разнообразии соблюдается звездами одинаковый порядок, – кто не прийдет к той мысли, что не сами себя привели оне в устройство, но есть иной приводящий их в устройство Творец? И взирая на восходящее ежедневно солнце, на луну, являющуюся ночью, по неизменному закону, совершенно в равное число дней, убывающую и возрастающую, также на звезды, из которых одне блуждают и разнообразно изменяют свое течение. а другия движутся в неуклонном направлении, – кто не составит себе такого понятия, что, без сомнения, есть правящий ими Создатель?

 

   36) Также, видя, что противоположныя по природе вещи соединены и пребывают в согласной стройности, на-пример, срастворены огонь с холодом, и сухость с влажностию, и не враждуют между собою, но какбы из чего-то  единаго составляют одно тело, – кто не сделает такого заключения, что вне этих вещей есть Сочетавший их? И видя, что зима уступает место весне, весна – лету, лето – осени, что эти времена года по природе противоположны, одно охлаждает, другое палит, одно питает, а другое истощает, однако же, все они равно и безвредно служат к пользе людей, – кто не подумает, что есть Некто совершеннейший всего этого, и Он, приводя все в равенство, всем правит, хотя и не видишь ты Его? Или, взирая на облака, носимыя в воздухе, и на водную тяготу, связанную в облаках, кто не приобретет себе понятия о Связавшем все это и Повелевшем, чтобы так было? Или, смотря на эту землю, по природе весьма тяжелую, поставленную на воде, и неподвижно стоящую на том, что по природе удободвижно, – кто не размыслит сам с собою, что есть Бог сотворивший и устроивший ее? Или, видя по временам плодоносие земли, дожди с неба, разлития рек, появление новых источников, рождение животных от несходных между собою, притом примечая, что бывает это не всегда, а в определенныя на то времена, и вообще, усматривая, что вещами не-сходными и противоположными достигается равный и одинаковый между ними порядок, – кто не сделает заключения, что есть единая Сила, Которая, пребывая неизменною, привела это в устройство, и распоряжается этим, как Ей благоугодно? Все эти вещи никогда не могли бы ни состояться, ни произойдти сами собою, по взаимной противоположности естеств. Вода по природе тяжела и течет вниз; облака же легки, не имеют тяжести и стремятся вверх; однако же видим, что облака носят на себе воду, которая тяжелее их. Также, земля весьма тяжела, а вода легче ея; однако же более тяжелое поддерживается легчайшим, и земля не падает вниз, а стоит неподвижно. Мужеский пол – не тоже, что и женский; однако же полы между собою соединяются, и обоими совершается одно рождение подобнаго живаго существа. Короче сказать, холодное противоположно теплому, влажное противоборствует сухому: однако же, сошедшись вместе, не оказывают между собою вражды, но согласно составляют одно тело и служат к происхождению всего.

 

   37) Итак, вещи, по природе одна другой противоборствующия и противоположныя, не соединились бы между собою, если бы не был совершеннее их связавший их Господь, Которому уступают и повинуются и самыя стихии, как рабы послушные владыке. Каждая стихия не противоборствует другой, стремясь к тому, что свойственно ей по природе, но все оне соблюдают между собою согласие, признавая соединившаго их Господа. По природе оне противуположны, а по изволению Правящаго ими дружелюбны. Но если бы не были приводимы в единое срастворение высшим повелением; то каким бы образом стеклись и соединились тяжелое с легким, или сухое с влажным, или круглое с прямым, или огонь с холодом, или, вообще, море с землею, или солнце с луною, или звезды с небом, и воздух с облаками, когда каждая вещь не сходна с другою по природе? Великое произошло бы между ними смятение; потому что одно палит, другое охлаждает, одно по тяжести влечет вниз, другое, напротив, по легкости – вверх; солнце освещает, а воздух омрачает. И звезды враждовали бы между собою; потому что одне имеют положение выше, а другия ниже. И ночь не уступала бы места дню, но всегда пребывала бы с ним в борьбе и раздоре. А в таком случае увидели бы мы уже не благоустройство, но разстройство, не порядок, но безчиние, не приведение в единый состав, а во всем разединение, не соблюдение меры, а отсутствие ея; потому что, при раздоре и противоборстве каждой отдельной части, или все уничтожилось бы, или что-либо  одно оказалось одерживающим верх. Но и это опять доказывало бы разстройство целаго; потому что оставшееся что-нибудь  одно и лишенное содействия всего прочаго делало бы целое не соразмерным, как в теле оставшаяся одна нога и одна рука не сохранят в себе целаго тела. Каким бы стал мир, если бы в нем осталось одно солнце, или круговращалась одна луна, или была одна ночь, или всегда продолжался день? Какая была бы опять стройность, если бы осталось одно небо без звезд, или звезды остались без неба? Что было бы пользы, если бы оставалось одно море, и если бы простиралась одна земля без вод и без других частей творения? Как произошли бы на земле человек, или вообще живое существо, при взаимном мятеже стихий и преобладании чего-либо  одного, не достаточнаго к составлению из себя тел? Ибо из одной теплоты или из одного холода, или из одной влажности или сухости, ничто не составилось бы во вселенной; но повсюду было бы все безпорядочно и несвязно. Даже и самое, по видимому, преобладающее не могло бы иметь самостоятельности без пособия прочих вещей; потому что при таком только пособии имеет оно самостоятельность.

 

   38) Итак, поелику во всем открывается не безчиние, но порядок, не отсутствие меры, но соразмерность, не разстройство, но благоустройство и всестройное сочетание мира; то необходимо заключить и составить себе понятие о Владыке, Который все соединил и скрепил, во всем произвел согласие. Хотя и невидим Он очам, но порядок и согласие вещей противоположных дают уразуметь их Правителя, Распорядителя и Царя. Если увидим, что город, населенный множеством различных людей, больших и малых, богатых и бедных, также – старых и молодых, мущин и женщин, управляется добропорядочно, и жители, хотя различны между собою, но единомысленны: ни богатые не возстают на бедных, ни большие на малых, ни молодые на старых, но все равномерно живут в мире; если, говорю, приметим все это, то без сомнения поймем, что единомыслие поддерживается присутствием градоправителя, хотя и не видим его. Ибо безчиние есть признак безначалия, а порядок доказывает, что есть владычествующий. И в теле примечая, что члены между собою согласны, глаз не противоборствует слуху, рука не возстает против ноги, но каждый член безмятежно отправляет свое служение, – конечно, заключаем из сего, что есть в теле душа, правительница членов, хотя и не видим ее. Так, видя порядок и стройность вселенной, необходимо представлять Властителя вселенной Бога, и притом одного, а не многих.

   И самый порядок мироправления, и согласная во всем стройность доказывают не многих, но единаго Мироправителя и Вождя – Слово. Если бы тварь имела многих правителей; то не соблюдался бы такой во всем порядок, но все пришло бы опять в безпорядок, потому что каждый бы из многих наклонял все к своему намерению, и противоборствовал другим. Как выше утверждали мы, что многобожие есть безбожие; так многоначалие по необходимости будет безначалием. Поелику каждый уничтожает власть другаго, то ни один не окажется начальствующим, но у всех произойдет безначалие. А где нет начальствующаго, там непременно бывает безпорядок. И наоборот, единый порядок и единомыслие многих и разных доказывают, что у них один начальник. Если кто издали слышит лиру, на которой много разных струн, и дивится их стройному согласию, потому что звучит не та одна струна, у которой звук густ, и не та одна, у которой звук тонок, и не та одна, которая имеет звук средний, но звучат все в равном между собою соотношении; то, конечно, заключит из сего, что лира не сама себя приводит в движение, и что не многие ударяют в струны, но один есть музыкант, хотя и не видишь ты его, и он искусством своим звук каждой струны срастворяет в единое стройное согласие. Так, поелику в целом мире есть всестройный порядок, ни горнее не возстает против дольняго, ни дольнее против горняго, но все стремится к одному порядку; то следует представлять себе не многих, а единаго Правителя и Царя всей твари, Который все озаряет светом Своим, и приводит в движение.

 

   39) Не должно думать, что у твари много правителей и творцев; но с строгим благочестием и истиною согласно – веровать в единаго ея Создателя, что ясно доказывает и самая тварь. Ибо надежным признаком, что Творец вселенной один, служит то, что миров не много, а один. Если бы много было богов; то надлежало бы, чтоб и миров было много, и они были различны. Многим же устроить один мир, и единому миру быть творением многих, неприлично было бы, по открывающимся в этом несообразностям. Во-первых, если бы один мир произошел от многих; то показывал бы безсилие сотворивших; потому что одно дело совершено многими, а это немаловажный признак, что сведение каждаго в деле творения было не совершенно. Ибо, если бы и одного было достаточно, то не стали бы взаимных недостатков восполнять многие. Сказать же, что в Боге есть недостаток, не только нечестиво, но и крайне беззаконно. И у людей назовут художника слабым, а не совершенным, если одно дело может он совершить не один, но только вместе со многими. А если каждый мог совершить целое, все же производили его для участия в деле; то смешно будет предполагать, что каждый действовал для славы, чтобы не подозревали его в безсилии; и опять, приписывать Богам тщеславие – весьма нелепо. Притом, если каждый один имел довольно сил создать целое, то какая нужда во многих, где на все достаточно одного? И с другой стороны, нечестиво и нелепо будет предположение, что творение одно, а творивших много, и они различны; потому что, по естественной причине, единое и совершенное лучше различнаго. Надобно же знать и то, что если бы мир произведен был многими, то имел бы различныя и несходныя между собою движения; потому что, имея свои отношения к каждому из сотворивших, имел бы и столько же различных движений. От различия же, как говорено было и прежде, опять произошли бы разстройство и во всем безпорядок. И корабль, управляемый многими, не поплывет прямо, пока кормилом его не овладеет один кормчий. И лира, в струны которой ударяют многие, не издаст согласных звуков, пока не ударит в них один искусник. Итак, поелику тварь одна, и мир один, и порядок в нем один; то должно представлять себе и единаго Царя и Создателя твари Господа. Ибо и сам Создатель для того сотворил один всецелый мир, чтобы устроение многих миров не привело к мысли о многих Создателях. Поелику же творение одно, то веруем, что и Творец его один. И мир один не потому, что Создатель один; Бог мог сотворить и иные миры. Но поелику сотворенный мир один, то необходимо веровать, что и Создатель его один.

 

   40) Кто же сей Создатель, – это всего более необходимо уяснить и сказать утвердительно, чтобы иной, неведением сего введенный в заблуждение, не почел Создателем кого другаго, и оттого не впал опять в одинаковое с язычниками безбожие. Думаю же, что никто не имеет об этом колеблющагося мнения. Ибо если в слове нашем показано, что так называемые стихотворцами боги – не боги, и обоготворяющие тварь изобличены в заблуждении, вообще же доказано, что языческое идолослужение есть безбожие и нечестие; то, по уничижении идолов, совершенно необходимо, наконец, нашей вере быть благочестивою, и Богу, Которому мы покланяемся и Котораго мы проповедуем, быть единым и истинным Богом, Господом твари и Создателем всякаго существа. Кто же это, как не всесвятый и превысший всякой сотворенной сущности Отец Христов? Он, как наилучший кормчий, собственною Своею Премудростию и собственным Своим Словом, Господом нашим Иисусом Христом, спасительно управляет и распоряжается всем в мире, и все творит, как Сам признает это наилучшим. И оно прекрасно, как скоро сотворено, и мы видим сотворенное, потому что и это угодно Ему. И никто не должен сомневаться в этом. Ибо если бы движение твари было не разумно, и вселенная носилась, как ни есть; то справедливо мог бы иной не верить утверждаемому нами. Если же тварь приведена в бытие словом, премудростию и ведением, и во всем мире есть благоустройство; то необходимо настоятелем и строителем этого быть не иному кому, как Божию Слову.

   Словом же называю не то, которое внедрено и прирождено в каждой из сотворенных вещей, и которое иные привыкли называть семененосным [1]; такое слово неодушевленно, ни о чем не мыслит, ничего не представляет, но действует только внешним искусством, сообразно с знанием влагающаго его. Также не то разумею слово, какое имеет словесный человеческий род, не слово сочетаваемое из слогов и напечатлеваемое в воздухе. Но разумею живаго и действеннаго Бога, источное Слово Благаго и Бога всяческих, Слово, Которое и отлично от сотворенных вещей и от всякой твари, и есть собственное и единственное Слово благаго Отца, вселенную же эту привело в устройство и озаряет Своим промышлением. Как благое Слово благаго Отца, Оно благоустроило порядок вселенной, сочетавая противоположное с противоположным и устрояя из этого единое согласие. Как Божия сила и Божия премудрость, Оно вращает небо, и повесив землю ни на чем не опирающуюся, водрузило ее Своим мановением. Им солнце стало светоносным и озаряет вселенную. От Него и луна имеет свою меру света. Им и вода повешена на облаках, и дожди наводняют землю, и море заключено в пределы, и земля украшена всякаго рода растениями и произращает зелень. Если бы какой неверующий, слыша утверждаемое нами, спросил: действительно ли есть Божие Слово? – то сомнением о Божием Слове показал бы он свое безумие. Между тем, имеет он доказательство в видимом, что все состоялось Божиим Словом и Божиею Премудростию, и ничто сотворенное не утвердилось бы, если бы не было, по сказанному, произведено Словом, и Словом Божиим.

 

   41) Но, будучи Словом, Оно, как сказано, не из слогов сочетавается, подобно человеческому слову, а есть неизменяемый образ Отца Своего. Люди сложены из частей и сотворены из ничего; у них и слово – слагаемое и разлагающееся. Но Бог есть Сый и не сложен; потому и Слово Его есть Сый; Оно не сложно, но есть единый и Единородный Бог и Благий, произшедший от Отца, какбы из благаго источника; Оно все приводит в устройство и содержит.

   И подлинно досточудна причина, по которой Слово, и Божие Слово, низошло к сотворенному; она показывает, что и неприлично было совершиться этому иначе, а не таким образом, как действительно совершается. Естество сотворенных вещей, как произшедшее из ничего, само в себе взятое, есть что-то  текучее, немощное, смертное. Бог же всяческих – по естеству благ и выше всякой доброты, и посему человеколюбив; потому что в благом не может ни к кому быть зависти. Посему-то не завидует Он никому в бытии, но хощет, чтобы все наслаждались бытием, и всем мог Он являть Свое человеколюбие. Итак, усматривая, что всякое сотворенное естество, сколько зависит от заключающихся в нем самом причин, есть нечто текучее и разрушающееся, на тот конец, чтобы вселенная не подверглась разрушению и не разрешилась опять в небытие, все сотворив вечным Словом Своим и осуществив тварь, не попустил ей увлекаться и обуреваться собственным своим естеством, от чего угрожала бы ей опасность снова прийдти в небытие, но как Благий управляет вселенною и поддерживает ее в бытии Словом же Своим, Которое само есть Бог, чтобы тварь, озаряемая владычеством, промышлением и благоустроением Слова, могла твердо стоять в бытии, как причастная подлинно сущаго от Отца Слова, и Им вспомоществуемая в бытии, и не подверглась бы тому, чему могла бы подвергнуться . е. небытию), если бы не соблюдал ее Бог-Слово,  «Иже есть образ Бога невидимаго, перворожден всея твари: яко Тем и в Нем состоятся всяческая, видимая и невидимая: и Той есть глава Церкве»  (Кол.1:15-18), как в святых Писаниях учат служители истины.

 

   42) Это-то всемогущее, всесовершенное, святое Отчее Слово, низшедши во вселенную, повсюду распространило силы Свои, озарив и видимое и невидимое, в Себе все содержит и скрепляет, ничего не оставив лишенным силы Своей, но оживотворяя и сохраняя все и во всем, и каждую вещь в особенности, и вдруг все в совокупности, начала же всякой чувственной сущности, каковы: теплота, холод, влажность и сухость, срастворяя во едино, делает Оно не противодейственными, но производящими одну согласную стройность. Им и Его силою делается, что огонь не противоборствует холоду, и влажность – сухости, а напротив того, эти, сами в себе противоположныя стихии, сошедшись вместе, как дружественныя и родственныя, производят из себя видимыя вещи и служат началами бытию тел. Покорствуя сему Богу – Слову, иное оживотворяется на земле, а иное осуществляется на небе. Его силою, по сказанному выше все море и великий океан совершают движение свое в собственных своих пределах, и вся суша одевается зеленью и украшается разными всякаго рода растениями. И чтобы не длить времени, каждую известную вещь именуя особо, скажу: из всего, что существует и бывает, ничего нет такого, что произошло бы и состоялось не в Слове и не Словом, как говорит и Богослов:  «В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово. Вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть»  (Ин.1:1,3).

   Как музыкант, настроив лиру, и искусно сводя густые звуки с тонкими, и средние с прочими, производит одно требуемое сладкогласие: так и Слово – Божия Премудрость, держа вселенную, как лиру, и что в воздухе, сводя с тем, что на земле, а что на небе – с тем, что в воздухе, целое сочетавая с частями, и обращая Своим мановением и изволением, прекрасно и стройно производит единый мир и единый в мире порядок; само неподвижно пребывает у Отца, и все приводит в движение Своим снисхождением во вселенную, чтобы каждая вещь благоугодна была Отцу Его. Ибо в том открывается чудное действие Божества Его, что одним и темже мановением, не в разныя времена, но вдруг, и все в совокупности, и прямое и круглое, горнее, среднее, дольнее, влажное, холодное, теплое, видимое и невидимое, обращает и приводит в устройство, сообразно с природою каждой вещи. Ибо одним и темже мановением Его прямое движется как прямое, круглое обращается как круглое, и среднее приводятся в движение, как оно есть, теплое согревается, сухое изсушается, и все, сообразно с своею природою, оживотворяется и приводится Им в бытие; а таким образом производится им некая чудная, и подлинно божественная, стройность.

 

   43) И чтобы понять это из примера, представь утверждаемое нами в подобии большаго лика поющих. Лик состоит из разных людей, из детей и жен, стариков и также молодых; вдруг, один управляющий ликом подает знак, и каждый поет по своим способностям и силам, муж как муж, дитя как дитя, старый как старый, и молодой как молодой; но все в совокупности выводят одну стройную песнь. Или представь, как душа наша в одно и тоже время приводит в движение чувства наши, сообразно с деятельностию каждаго, и как скоро предстает один предмет, все чувства приводятся в действие, глаз видит, слух слышит, рука осязает, обоняние приемлет в себя запах, вкус вкушает, а не редко и другия части тела начинают действовать, например, ноги – ходить. Или объясним утверждаемое нами и третьим примером. Всего более уподобляется это большому благоустроенному городу, который управляется присутствием приводящаго его в устройство правителя и царя. Царь едва появится, даст приказ, обратит на все взор, как все ему повинуются; одни спешат возделывать землю, другие – черпать воду в водопроводах, кто идет сеять, кто отправляется в совет, кто входит в церковь, судия идет судить, градоправитель – давать законы, художник с поспешностию принимается за работу, мореходец отправляется к морю, плотник – на стройку, врач идет врачевать, зодчий – созидать, и один уходит в поле, другой приходит с поля, одни занимаются делами в городе, другие выходят из города и опять в него возвращаются. Все же это производится и устрояется присутствием одного градоправителя и его повелением. Хотя пример этот и мал, впрочем точно также, в возвышеннейшем только понятии, надобно представить себе и целую тварь. По единому манию Божия Слова все в совокупности приводится в устройство; каждою вещию совершается ей свойственное, всеми же вообще выполняется единый порядок.

 

   44) Ибо мановением и силами начальственнаго и владычественнаго во вселенной Божия и Отчаго Слова вращается небо, движутся звезды, является солнце, круговращается луна, освещается солнцем воздух, согревается эфир, дуют ветры, горы возносят вершины свои в высоту, море волнуется и питает в себе живыя твари, земля, пребывая неподвижною, приносит плоды, человек образуется, живет и потом умирает; одним словом, все одушевляется и движется, огонь горит, вода прохлаждает, источики струятся, реки наводняются, годы и времена года протекают, падают дожди, скопляются облака, идет град, отвердевают снег и лед, летают птицы, пресмыкаются гады, плавают живущия в водах, море носит на себе корабли, земля засевается, и в определенное время покрывается зеленью, произращает дерева, иное обновляется, иное зреет, иное же, достигнув совершеннаго возраста, стареет и умирает, одно исчезает, другое родится и появляется. Все же это и гораздо еще большее, чего по множеству не в силах мы и описать, дивносодетельное и чудодейственное Божие Слово, озаряя и оживотворяя, мановением Своим приводит в движение и благоустройство, содевая единый мир, и не вне Себя оставляя и невидимыя Силы; потому что и их, как Творец, сообемля в целом, также содержит и оживотворяет Своим мановением и промышлением. И ничто не может служить оправданием в неверии этому. Ибо как промышлением Слова, и тела возрастают, и разумная душа движется, мыслит и живет (на это не нужно приводить много доказательств, потому что видим это на деле); так то же опять Божие Слово одним и простым мановением, Своею силою, приводит в движение и содержит и этот видимый мир и невидимыя Силы, сообщая каждому существу свойственную ему деятельность. Почему божественныя Силы приводятся в движение божественно, а видимыя вещи – как мы видим это.

   Сам же Вождь и Царь всего, Собою утверждая все, делает все к славе и ведению Отца Своего, и делами, какия совершает Он, какбы учит и говорит:  «от величества и красоты созданий сравнительно Рододелатель познавается»  (Прем.13:5).

 

   45) Как, воззрев на небо и разсмотрев его украшение и свет звезд, должны мы восходить мыслию к Слову, Которым все приведено в благоустройство; так, представляя умом Божие Слово, необходимо нам представлять и Отца Его Бога, от Котораго исходя, справедливо именуется Слово истолкователем и Ангелом Отца Своего. Это можно нам видеть и на себе самих. Когда у человека исходит слово: заключаем, что источник слова есть мысль, и вникая в оное, усматриваем означаемую словом мысль; тем паче, в высших представлениях и в несравненном превосходстве, усматривая силу Слова, составляем себе понятие и о благом Его Отце, как говорит сам Спаситель:  «видевый Мене, виде Отца Моего»  (Ин.14:9).

   Но яснее и в большей мере проповедует о сем все богодухновенное Писание, основавшись на котором и я пишу тебе это; потому и ты, читая сие, можешь верить сказанному мною; ибо слово подтверждаемое многими имеет непререкаемое доказательство.

   Итак, Божие Слово издревле предограждало народ иудейский, говоря об уничтожении идолов:  «не сотвори себе кумира, и всякаго подобия, елика на небеси горе, и елика на земли низу»  (Исх.20:4). Причину же уничтожения идолов дает видеть в другом месте, говоря:  «идоли язык сребро и злато, дела рук человеческих: уста имут, и не возглаголют: очи имут, и не узрят: уши имут, и не услышат: ноздри имут, и не обоняют: руце имут, и не осяжут: нозе имут, и не пойдут»  (Пс.113:12-15). Не прошло оно молчанием и учения о твари; напротив же того, хорошо зная красоту тварей, чтобы иные, взирая на них, не как на дело Божие, по красоте их не стали кланяться им, как богам, предограждает людей, говоря:  «да не воззрев очима, и видев солнце и луну, и всю красоту небесную, прелстився поклонишися им, яже раздели Господь Бог твой всем языком, иже под небесем»  (Втор.4:19). Разделил не для того, чтобы твари эти были богами языческих народов, но чтобы, по сказанному, из действия их и язычники познали Создателя вселенной Бога. Народ же иудейский издревле имел у себя полнейшее учение, потому что не из дел только творения, но и из божественных Писаний, почерпал ведение о Боге. И вообще, отвлекая людей от идольской прелести и от неразумнаго представления о богах, Писание говорит:  «да не будут тебе бози инии разве Мене»  (Исх.20:3). Воспрещает людям иметь иных богов, не потому, что иные – действительно боги, но чтобы, отвратившись от истиннаго Бога, не начали обоготворять несуществующее; а таковы наименованные богами у стихотворцев и историков, о которых доказано, что это – не боги. И самый образ выражения показывает, что они – не боги; сказано:  «да не будут тебе бози инии»; чем означается будущее время; а что произойдет в будущее время, того, когда говорится о сем, нет еще.

 

   46) Истребив же языческое или идольское безбожие, умолкло ли божественное учение, попустило ли человеческому роду влаяться вовсе не причастным ведения о Боге? Нет; а напротив того, предваряет оно мысль сию, говоря:  «слыши Израилю: Господь Бог твой Господь един есть»  (Втор.6:4). И еще:  «возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего, и от всея силы твоея» (Втор.6:5). И еще: Господу Богу твоему да поклонишися,  «Тому единому послужиши, и к Нему прилепишися»  (Втор.6:13). А что о промышлении и о благоустроении Слова, простирающихся на все и во всем, свидетельствует все богодухновенное Писание, достаточным доказательством утверждаемаго теперь служит та вера в Слово, с какою говорят Богословы:  «Основал еси землю, и пребывает. Учинением Твоим пребывает день»  (Пс.118:90-91) И еще:  «пойте Богови нашему в гуслех: одевающему небо облаки, уготовляющему земли дождь, прозябающему на горах траву, и злак на службу человеком, даюцему скотом пищу»  (Пс.146:7-9). Чрез кого же дает? Не чрез Того ли, Кем все сотворено? Ибо кем сотворено, тот, по естественному порядку, и промышляет о всем. Кто же это, как не Божие Слово, о Котором в другом Псалме говорит:  «Словом Господним небеса утвердишася, п Духом уст Его вся сила их»  (Пс.32:6)? Подтверждает же, что и все о Нем и Им сотворсно, в чем и уверяет нас, говоря:  «Той рече, и быша: Той повеле, и создашася»  (Пс.32:9); как и великий Моисей в том же удостоверяет, в начале мироздания объясняя сказанное, и говоря:  «и рече Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию»  (Быт.1:26); потому что, и совершая творение неба, земли и всего, Ему же говорил Отец: да будет небо; да соберутся воды, и да явится суша, да изведет земля траву и всякое животное; посему и можно обличить иудеев, как не верно пользующихся Писаниями. Ибо спросят у них: с кем беседует Бог, когда говорит, и повелевая? Если повелевал тварям и с ними беседовал; то напрасно было слово; тварей еше не было, а только должны были произойдти. Никто же не говорит, с тем, чего нет. Никто не повелевает и не обращает речи к непроизшедшему еще, чтоб оно произошло. Если бы Бог повелевал тому, что будет; то надлежало бы сказать: будь, небо; будь, земля; произрасти, трава; будь сотворен, человек. Теперь же не сотворил еще сего, а повелевает, говоря:  «сотворим человека», и: да произрастет трава, – чем показывается, что Бог разглагольствует об этом с Кем-то близким к Нему. Поэтому необходимо, чтобы с Ним был некто, с кем собеседуя, творил Он вселенную. Кто же это, как не Слово Его? С Кем (пусть скажут) беседовать Богу, как не с Словом Своим? Или Кто был с Ним, когда творил Он всякую тварную сущность, как не Премудрость Его, Которая говорит: когда творил небо и землю,  «с Ним бех»  (Притч.8:27). Под наименованием же неба и земли заключает все сотворенное на небе и на земле. Сопребывая же со Отцем, как Премудрость, и на Него взирая, как Слово, создает, приводит в бытие и благоустрояет вселенную, и как сила Отчая поддерживает в бытии всю совокупность тварей, как говорит Спаситель: все, что вижу творящаго Отца, и Я также творю (Ин.5:19); и священные Ученики Его учат:  «всяческая Тем и о Нем… быша»  (Кол.1:16). Он, как благое рождение от Благаго и как истинный Сын, есть Отчая Сила и Премудрость и Слово, и все это не по причастию, не потому, что дано Ему сие во-вне, как дается Его причастникам, которые Им умудряются, чрез Него соделываются сильными и разумными; но потому, что Он есть источная Премудрость, источное Слово, источная, собственно Отчая, Сила, источный Свет, источная Истина, источная Правда, источная Добродетель, Отпечатление, Сияние, Образ; короче сказать – всесовершенный плод Отца, единственный Сын, неизменяемый Отчий Образ.

 

   47) И кто, кто изочтет Отца, чтобы изискать и силы Слова Его? Ибо, как Он есть Отчее Слово и Отчая Премудрость, так и снисходя к тварям, для познания и уразумения ими Рождшаго, делается для них источною святынею, источною жизнию, Дверию, Пастырем, путем, Царем, Вождем, Спасителем во всем, животворящим Светом и общим о всех промышлением. Сего-то благаго и зиждительнаго Сына имея от Себя, Отец не сокрыл Его не известным для тварей. но ежедневно открывает Его всем; потому что Им все стоит и живет. А в Нем и чрез Него являет Отец и Себя самого, как говорит Спаситель:  «Аз во Отце, и Отец во Мне»  (Ин.14:10); почему необходимо Слову быть в Рождшем, и Рожденному быть совечным Отцу.

   Но при всем том, когда ничто не существует независимо от Отчаго Слова, небо же и земля и все, что на них, От него зависят, – несмысленные люди, отвергнув ведение о Нем и благочестие, не сущее предпочли сущему; вместо действительно сущаго Бога обоготворили не-сущее, служа твари вместо Творца, и делая неразумное и злочестивое дело. Это подобно тому, как если бы кто дивился произведениям художника, и приведенный в изумление зданиями в городе стал попирать ногами самого здателя, или бы начал хвалить мусикийское орудие, но отринул бы того, кто составил и настроил его. Подлинно, это люди несмысленные и слепотствующие! Как иначе узнали бы мы дом, корабль, лиру, если корабля не построил кораблестроитель, дома не воздвиг зодчий, лиры не сделал музыкант? Посему, как отрицающий это безумен и даже выше всякаго безумца, так, по моему мнению не здравы умом и те, которые не признают Бога и не чтут Слова Его, общаго всех Спасителя и Господа нашего Иисуса Христа, – Слова, Которым Отец все благоустрояет и содержит, и промышляет о всем во вселенной.

   И ты, христолюбец, имея веру в Него и благочестие, радуйся и будь благонадежен, что плодом веры в Него будет безсмертие и небесное царство, если только душа благоустрояет себя по Его законам. Ибо как живущим по заповедям Его – наградою вечная жизнь, так идущим противополож ною стезею, а не стезею добродетели, – великий стыд и неотвратимая опасность в день суда, за то, что, зная путь истины, делали противное тому, что знали.

 


Примечание:

1По учению Зенона и Стоиков, как Бог называется семененосным словом (ὁ Λόγος σπερματικός), так и начала всех сотворенных вещей, вложенныя в них Богом, именуются семененосными же словами (ὁ λόγοι σπερματικόι).

08.05.2017, 940 просмотров.

Добавить комментарий

Имя
E-mail
Телефон
Тема
Комментарий
Оценка
Показать другое число
Контрольное число*
Адрес Собора Михаила Архангела:
г. Железногорск, ул. 60 лет ВЛКСМ, 31,
тел. +7 (3919) 74-02-33
Посмотреть на карте
Адрес Красноярской епархии:
г. Красноярск, ул. Горького, 27,
тел.+7 (391) 211-82-69
Посмотреть на карте
Реабилитационный центр для наркозависимых:
+7 (391) 29-257-29 или +7 (391) 29-767-23
Посмотреть на карте

Собор Михаила Архангела

Красноярская епархия

Реабилитационный центр для наркозависимых