Вверх
В Священном Писании о вечности грядущего наказания для грешников говорится неоднократно и вполне определенно: «И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление» (Дан. 12: 2); «И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (Мф. 25: 46); «Кто будет хулить Духа Святаго, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению» (Мк. 3: 29); «Не познавшие Бога и не покоряющиеся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа… подвергнутся наказанию, вечной погибели» (2 Фес. 1: 8, 9).
С особой силой эту истину подтвердили впоследствии святые отцы и Соборы Церкви.
«Кто говорит или думает, что наказание демонов и нечестивых людей временно и что после некоторого времени оно будет иметь конец или что будет после восстановление демонов и нечестивых людей, – да будет анафема», – так звучит 9-й анафематизм против оригенистов, предложенный святым Юстинианом Великим и принятый Поместным Константинопольским Собором 543 года.
Идея всеобщего спасения (всех людей и всех бесов) была осуждена и 12-ым анафематизмом V Вселенского Собора: «Кто утверждает, что силы небесные и все люди, и даже злые духи соединятся с тем Бог-Словом, в котором нет никакого вещества… – да будет анафема». Впоследствии общее осуждение неправославных мнений Оригена подтвердили отцы Трулльского Собора 692 года, а также VI и VII Вселенских Соборов.
Этих неправославных мнений Оригена было несколько, из них наиболее известные – предсуществование душ, множественность миров, всеобщий апокатастасис. Мнение, осужденное 9-ым анафематизмом, – о конечности адских мук – высказывал не только Ориген. Помимо него эти же мысли можно обнаружить у Дидима Слепца, святого Григория Нисского, Евагрия Понтийского, Феодора Мопсуестийского и Диодора Тарсийского. И Церковь всегда бескомпромиссно противостояла этому мнению.
Богословские споры о неправославных мнениях Оригена начались, насколько можно судить по некоторым источникам, еще при жизни последнего и позднее, к концу III века, с обстоятельной критикой богословских идей Оригена выступили: с позиций александрийского богословия – святой Петр, с позиций малоазийского богословия – святой Мефодий, а с позиций антиохийского богословия – святой Евстафий [Сидоров А. И. Евагрий Понтийский: жизнь, литературная деятельность и место в истории христианского богословия // Творения аввы Евагрия. М., 1994. С. 34], а еще 100 лет спустя, около 400 года, состоялось целых четыре Поместных Собора, осудивших учение Оригена: Александрийский, под председательством патриарха Феофила; Римский, под председательством папы Анастасия I [Послание Анастасия, епископа города Рима, к Иоанну, епископу Иерусалимскому, о деле Руфина // Задворный В. История Римских пап. М., 1995. Т. 1. С. 197]; Кипрский, под председательством святого Епифания [Сократ Схоластик. Церковная история. М., 1996. С. 252], и Иерусалимский. Причем, по сообщению Сульпиция Севера, свидетеля одного из них, как раз идея об апокатастасисе вызвала наибольшее возмущение, вспыхнувшее тогда, «когда епископы читали многие отрывки из его (то есть Оригена. – Ю.М.) книг… и воспроизвели одно место, в котором утверждалось, что Господь Иисус… муками Своими даже прегрешения диавола искупил. Ибо так это по доброте и милосердию Его присуще, что, если жалкого человека Он преображает, то и падшего ангела тоже освободит» [Сульпиций Север. Хроника // Сульпиций Север. Сочинения. М., 1999. С. 135–136].
Патриарх Феофил Александрийский сообщает в своем окружном послании о решении Александрийского Собора 400 года: «Книги Оригена были прочитаны перед Собором епископов и единодушно осуждены». По его примеру папа Римский Анастасий созвал Собор в Риме, о решении которого пишет в письме к Симплициану: «Мы сообщили, что все написанное в минувшие времена Оригеном, которое противоречит нашей вере, нами отвергнуто и осуждено». Тогда же был созван Иерусалимский Собор, и палестинские епископы написали патриарху Феофилу: «Оригенизма нет среди нас. Учения, которые вы описали, мы никогда не слышали здесь. Мы анафематствуем тех, кто придерживается таких учений» [Цитаты из посланий взяты из книги: Schaff P. The Principal Works of St. Jerome. New York, 1892].
Наконец, в тот же год состоялся и Кипрский Собор, под председательством святителя Епифания, который тоже осудил оригенизм. Созомен упоминает, что святитель Епифаний Кипрский «в собрании кипрских епископов запретил чтение Оригеновых книг; потом написал определение об этом и другим епископам, и Константинопольскому, убеждая их созвать Соборы и утвердить то же самое» (Церковная история. VIII, 14). Святитель Епифаний, как явствует из его сочинений, считал мысль о возможности восстановления дьявола одним из главных заблуждений Оригена
*[В письме к Иерусалимскому патриарху Иоанну св. Киприан пишет: «Об одном положении, которое он (Ориген) стремится утвердить, я не знаю, плакать или смеяться… Он учит, что диавол снова станет таким, каков он однажды был, и возвратится к прежнему достоинству, и поднимется к Царству Небесному. О ужас! Насколько должен быть глупым человек, чтобы думать, будто Иоанн Креститель, апостолы Петр и Иоанн, Исаия, Иеремия и прочие пророки будут сонаследниками диавола в Царстве Небесном!.. Слова Оригена – слова врага, ненавистного и противного Богу и Его святым, и не только те, которые я цитировал, но и бесчисленные другие» (Цит. по: Schaff P. The Principal Works of St. Jerome). ],
и очевидно, что идея временности адских мук была осуждена на Кипрском Соборе.
На Востоке Оригена также порицали святитель Александр Александрийский и святитель Афанасий Великий
*[Святитель Афанасий Великий называл учение Оригена, «проповедовавшего, что будет конец мучению и Бог простит всякий грех и людям, и бесам», среди тех примеров «нечестивой хулы», в которую можно впасть, «если в Божественных писаниях будем многое разуметь буквально» (Афанасий Великий, архиепископ Александрийский. Творения. М., 1994. Т. 4. С. 431)],
на Западе – блаженный Иероним и блаженный Августин.
В православной аскетике противодействие распространению идей Оригена было не менее широко: начиная с преподобного Пахомия Великого (запрещавшего читать своим ученикам произведения Оригена), включая таких знаменитых подвижников-критиков оригенизма, как преподобные Варсонофий Великий и Иоанн, Симеон Юродивый, Нил Синайский, Викентий Лиринский, и кончая преподобным Саввой Освященным, при непосредственном участии которого эти споры были завершены постановлением V Вселенского Собора, который, не внося
«Всем, которые принимают и преподают другим ложные и языческие мнения… будто мучению грешников в будущей жизни будет конец и будто творению и человечеству предстоит вообще восстановление; и таким образом Царствие Небесное представляют разрушимым и преходящим, тогда как Сам Иисус Христос и Бог наш передал нам учение, что оно вечно и неразрушимо, и мы на основании всего Священного Писания как Ветхого, так и Нового Завета веруем, что муки будут нескончаемы и Царствие Небесное вечно; тем, которые таковыми своими мнениями и себя самих погубляют, и других творят общниками вечного осуждения, анафема» [Анафема: история и XX век / Сост. П. Паламарчук. М., 1998. С. 139–141].
«После строгого осуждения оригенизма богословской мысли была дана определенная норма, которой она должна была руководствоваться при раскрытии эсхатологических истин. Неудивительно поэтому, что учение о всеобщем апокатастасисе в дальнейшей истории христианской письменности не имело приверженцев» [Макарий (Оксиюк), митрополит. Эсхатология святого Григория Нисского. М., 1999. С. 649].
«Оптимистическое» богословие
Однако спустя долгое время идея всеобщего восстановления вновь возродилась у ряда православных богословов ХХ века
*[Что было замечено даже западными исследователями, см., напр., Фельми К. Х. Введение в современное православное богословие. М., 1999. С. 276–277. Из православных работ можно упомянуть специальную главу в кн.: Василидис Н. Таинство смерти. Троице-Сергиева лавра, 1998. С. 524–542].
Это возвращение «оптимистической эсхатологии» происходило по-разному, но во многом оно было вызвано потребностью по-новому осмыслять положение Православия в инославном окружении. С этим связан тот факт, что, как правило, активными сторонниками этого заблуждения были богословы, жившие в эмиграции.
Экуменический контекст явился первым толчком для возвращения концепции апокатастасиса. В том, какое искажение получала экклезиология в общих экуменических установках богословов эмиграции (мы говорим о признании или, по крайней мере, о допущении равноспасительности иных конфессий/религий) изначально скрывалась логическая необходимость преодоления догмата о вечности адских мук. Второй фактор, еще более значимый, – влияние идей софиологии, к которой многие из богословов-»оптимистов» были неравнодушны. Смысл «софийного всеединства» предполагал те же метафизические предпосылки всеобщего восстановления, что и классический оригенизм.
Выкопанные и очищенные от пыли веков идеи апокатастасиса оказались столь широко популярны среди недовоцерковленной православной интеллигенции, что даже угодили в «православный катехизис» «Жив Бог», изданный членами парижского православного братства в 1979 году. Катехизис вызвал большой интерес на Западе и в 1990 году был переведен на русский язык. Авторы данного вероучительного произведения без обиняков заявляют:
«Скажем прямо: идея вечного ада и вечных мучений для одних, вечного блаженства, безразличного к страданию, для других не может больше в живом и обновленном христианском сознании оставаться таковой, какой ее некогда изображали наши катехизисы и наши официальные учебники богословия. Это устаревшее понимание, пытающееся опираться на евангельские тексты, трактует их буквально, грубовато, материально, не вникая в их духовный смысл, сокрытый в образах и символах. Это понятие становится все более и более нетерпимым насилием над совестью, мыслью и верой христианина. Мы не можем допустить, что Голгофская жертва оказалась бессильной искупить мир и победить ад. Иначе нужно было бы сказать: все творение – неудача, и подвиг Христа тоже неудача. Давно пора всем христианам совместно засвидетельствовать и раскрыть свой интимный в этой области мистический опыт так же, как и их духовную надежду, а быть может, их возмущение и ужас относительно изложенных в человеческих образах материалистических представлений ада и Страшного суда. Давно пора покончить со всеми этими чудовищными утверждениями прошедших веков, которые творят из нашего Бога любви то, чем Он не является: «внешнего» Бога, Который лишь аллегория земных царей и ничего больше. Педагогика устрашения и ужаса больше не эффективна. Наоборот, она загораживает вход в Церковь многим из тех, кто ищет Бога любви» [Жив Бог. Христианский катехизис. Лондон. 1990. С. 426].
Подобные утверждения можно найти и у наших соотечественников [См., напр.: Георгий Кочетков, священник. В начале было Слово. Катехизис для просвещаемых. М., 1999. С. 421. ].
Как видим, амбиции «оптимистов» заявлены вполне открыто и довольно агрессивно.
Первое, что настораживает в позиции «эсхатологических оптимистов», – это та точка зрения, с которой они рассматривают проблему: с позиции людей, которые твердо знают, что уж они-то в ад точно и ни при каких условиях не попадут. Выглядит все это так, будто, стоя одной, если не двумя ногами уже в раю, «оптимисты» щедро расточают милосердие Божие, придумывая, под каким бы предлогом помиловать несчастных падших ангелов и тех из людей, кому повезло чуть меньше, чем им самим.
Хотелось бы верить, что после Страшного суда и всеобщего воскресения богословы-»оптимисты» вкупе со своими приверженцами действительно окажутся по правую сторону. Но писания их составлялись в сем бренном теле и для носящих такие же бренные телеса, а потому немаловажно отметить, что угол зрения, выбранный ими, кардинально иной по сравнению с тем, которого придерживались святые отцы: «Все спасутся, один я погибну». Просветленные личной святостью и сугубой благодатью Божией, величайшие умы христианства подходили к сей тайне с великим смирением, непрестанно «держа ум во аде и не отчаиваясь» (преподобный Силуан Афонский); «я пребываю там, где сатана» (авва Пимен). Такой подход начисто исключает всякую почву для возникновения идей конечности адских мук, ибо вскрывает глубокую нравственную порочность «оптимистической» позиции: все мы прежде всего подсудимые и любое рассуждение о неизбежности «амнистии» некорректно – это покушение на милость Судии.
Если бы «эсхатологические оптимисты» понимали это и следовали святым отцам, не было бы предлога к реанимации полузабытой ереси, не было бы нужды и в настоящей статье. Но поскольку этого понимания не наблюдается, и богословы-»оптимисты» продолжают упорствовать в своем заблуждении, более того, развивать его и настаивать на обязательном для всех христиан отказе от исконного учения Церкви, как мы видели на примере процитированного катехизиса, то придется и нам рассмотреть их аргументы.
Аргументация, используемая для подтверждения упомянутой идеи, может быть разделена на три типа: метафизическая, нравственная и юридическая.
Метафизическая аргументация:
«Царствие будущего века есть восстановление мира в первозданное состояние»
«Во Второе пришествие и последнее свершение времен вся совокупность мироздания войдет в полное единение с Богом» [Лосский В. Н. Мистическое богословие // Богословские труды. № 8. С. 122]; «После воплощения и воскресения смерть неспокойна: она уже не абсолютна. Все теперь устремляется к»? ποκατ?στασις των π?ντων» – то есть к полному восстановлению всего, что разрушено смертью, к осиянию всего космоса славой Божией, которая станет «все во всем»» [Лосский В. Н. Догматическое богословие. М., 1991. С. 268]; «Каждая человеческая жизнь всегда может возобновиться во Христе, как бы ни была она отягчена грехами; человек всегда может отдать свою жизнь Христу, чтобы Он вернул ее ему свободной и чистой. И это дело Христа простирается на все человечество за видимыми пределами Церкви» [Там же. С. 269]. «Вечность есть Бог, божественная жизнь» [Сергий Булгаков, протоиерей. Невеста Агнца. Париж, 1933. С. 498], следовательно, те, кто находятся вне Бога, не могут пребывать в этом состоянии вечно и через какой-то период неизбежно будут восстановлены.
Таковы типичные примеры попыток метафизического обоснования «эсхатологического оптимизма». Так как в своей основе восходят они все к той же оригенистской схеме, не лишним представляется вспомнить посвященные ей слова о. Георгия Флоровского:
«Весь пафос Оригеновой системы заключается в том, чтобы снять, отменить загадку времени. Именно в этом интимный смысл его знаменитого учения о „всеобщем восстановлении“, об апокатастасисе. У Оригена это учение о «всеобщем спасении» определяется вовсе не моральными мотивами. Это, прежде всего, метафизическая теория. Апокатастасис есть отрицание истории. Все содержание исторического времени рассеется без памяти и следа. И «после» истории останется только то, что уже было «прежде» истории» [Георгий Флоровский, священник. Противоречия оригенизма // Путь. 1929. № 18. С. 109].
К тому же выводу мы придем, если остановимся внимательнее на самой посылке восстановления в метафизической аргументации «оптимистов».
Не совсем понятно, почему идею «возвращения к тому, что было прежде», они считают христианской? Церковь ожидает огненного преображения жизни мира в царствие будущего века, а не неотвратимого всеобщего возвращения в первобытное состояние. Ни о каком возвращении кого бы то ни было в первобытное состояние речи вообще нет. Господь скажет: «Се, творю все новое» (Откр. 21, 5), а не «се, восстанавливаю старое».
Бог, «как создал несуществовавших, так воссоздаст получивших бытие – созданием, которое божественнее и выше прежнего», – cвидетельствует святитель Григорий Богослов [Григорий Богослов, святитель. Творения. Т. 1. Троице-Сергиева лавра, 1994. С. 547]. Святитель Епифаний Кипрский, говоря о будущем преображении мира, приводит такой образ: оно будет подобно «изменению младенца в мужа совершенна» [PG. T. 41. Col. 555]. Посылка богословов- «оптимистов» о возвращении мира в утробу первозданности прямо противоположна этой святоотеческой перспективе. По сути, это все то же отрицание истории, обнажающее нехристианские корни данной метафизической схемы. Поэтому-то сама эта посылка и была осуждена отдельным пунктом на V Вселенском Соборе: «Кто говорит, что жизнь духов будет подобна жизни, которая существовала от начала, когда духи не были еще падшими и погибшими, и что конец будет подлинной мерой начала (выделено нами. – Ю.М.), да будет анафема» (15-й анафематизм) [Цит. по: Иоанн Мейендорф, протоиерей. Иисус Христос в восточном православном богословии. М., 2000. С. 60].
Святоотеческое видение загробной участи человека можно охарактеризовать как симметричное. Вечному раю соответствует вечный ад, вечному бытию с Богом соответствует вечное бытие без Бога. Именно к этой симметричности апеллировали многие святые отцы в споре со сторонниками мнения о конечности адских мук. «Ибо если будет
Из богословов- «оптимистов» один лишь о. Сергий Булгаков честно признавал наличие у отцов Церкви именно такого видения и столь же честно признавался, что не согласен с ним, при этом совершенно бездоказательно приписав такому отеческому видению понимание вечности как особого рода временности. На самом же деле учение Церкви как раз, напротив, является вполне последовательным отрицанием всякой временности в вечности: «Мы же должны будем пойти с бесами туда, где огнь неугасимый… и не на несколько времени или на год, и не на сто или тысячу лет, ибо мука не будет иметь конца, как думал Ориген, но навсегда и навечно, как сказал Господь» (преподобный Феодор Студит) [Феодор Студит, преподобный. Огласительные поучения и завещание. М., 1998. С. 75].
Здесь мы подходим ко второму следствию метафизической аргументации неооригенистов – отрицанию производительности свободной воли. «Принять вместе с Оригеном, что зло в конце концов исчерпает себя и бесконечным пребудет лишь Бог, – значит забыть об абсолютном характере личной свободы: абсолютном именно потому, что эта свобода – по образу Божию» [Оливье Клеман. Истоки. М., 1994. С. 296].
С точки зрения православного богословия, человеческая свобода, по точному выражению о. Георгия Флоровского, должна включать в себя и свободу принять решение даже против Бога, «ибо не насилием и самовластием, но убеждением и добрым расположением уготовляется спасение человеков. Потому всякий полновластен в собственном своем спасении, чтобы и увенчиваемые, и наказываемые справедливо получали то, что избрали» (преподобный Исидор Пелусиот) [Исидор Пелусиот, преподобный. Письма. М., 2000. С. 292]. «Бог почтил человека, даруя ему свободу, – пишет святитель Григорий Богослов, – чтобы добро принадлежало лично тому, кто его выбирает, не меньше, чем Тому, Кто положил начало добра в природе» [PG. T. 36. Col. 632].
Упомянутый нами о. Сергий Булгаков, наиболее серьезно разрабатывавший «оптимистическую» аргументацию, признавал наличие такой проблемы. По его мнению, она должна была решаться тем образом, что «такая свобода… не имеет в себе устойчивости как напрягающаяся самость. Свобода во зле предполагает судорожное волевое усилие непрерывного бунта, почему с нее и можно сорваться. „Вечные муки“ имеют лишь отрицательную вечность, это только тень, отбрасываемая самостью. Нельзя поэтому признать за ними положительной силы вечности, а потому и нельзя утверждать их неуничтожимость» [Сергий Булгаков, протоиерей. Первообраз и образ. СПб., 1999. Т. 1. С. 357].
Однако здесь все высказываемые положения сомнительны и бездоказательны, начиная с постулируемой неустойчивости «отрицательной свободы» и кончая предлагаемым о. Сергием введением двух вечностей – положительной и некоей отрицательной, которая является «ущербной» в сравнении с первой, а также предполагаемой возможностью «сорваться» в вечности с бытия вне Бога к бытию с Богом и в Боге [Подробнее см.: Иванов М. С. Ад и вечные муки // Православная беседа. 1998. № 5. С. 2–7].
Несколько отступая в сторону, следует признать, что современная критика теории апокатастасиса, как правило, и ограничивается одним лишь этим пунктом, в чем, безусловно, заключается ее слабость. Выглядит это так, будто современные богословы стыдятся со всей ясностью указывать на то, что «эсхатологический оптимизм» недвусмысленно попирает исконно христианское, имеющее глубочайшие библейские и святоотеческие основания понимание адских мук, прежде всего, как воздаяния. Приводит это к весьма печальным результатам: вследствие такого однобокого акцентирования на свободе личности возникает впечатление, что для спасения достаточно только лишь возжелать быть с Богом, а это, безусловно, является заблуждением, ибо в таком случае лишается всякого смысла и аскеза, и совершенствование в заповедях, и, в конечном счете, само существование Церкви и христианства.
Святоотеческой критике апокатастасиса такой нездоровый крен не свойственен. Она, органично вырастая из библейского богословия, сосредоточена как раз вокруг истины Божественной справедливости. Примечательно, что, по приведенной выше мысли преподобного Исидора Пелусиота, свобода личности обусловлена именно этой справедливостью. И поборникам «эсхатологического оптимизма» мы должны вслед за отцами Церкви сказать: да, всеобщего спасения не может быть, потому что оно несправедливо. Конечно, никто не будет завидовать щедрости Работодателя, когда Он одинаково наградит работников единодесятого часа и вытерпевших зной и тяжесть дня. Но речь в любом случае идет о работниках, а не о бездельниках.
Наконец, в качестве третьего пункта можно указать, что отрицание свободной воли приводит к отрицанию и самой Божией любви, за которую на словах так ратуют эсхатологи- «оптимисты»: «Концепция всеобщего спасения, отрицая вечность ада, игнорирует одновременно и непостижимую тайну любви Божией, которая превыше всех наших рациональных или сентиментальных концепций, и тайну человеческой личности и ее свободы. Любовь Бога предполагает полное уважение к Своим созданиям, вплоть до „вольного бессилия“ отказать им в свободе» [Плакида (Дезей), архимандрит. «Смерть побеждена»: Последние времена по учению отцов Церкви // Альфа и омега. 2000. № 2 (24). С. 183].
Таким образом, позиция сторонников апокатастасиса ведет не только к отрицанию ценности человеческой свободы, но и к отрицанию как Божественной справедливости, так и Божественной любви. Совершенно напрасно некоторые современные богословы до крайности противопоставляют эти два атрибута, пытаясь представить их как взаимоисключающие. Ни Писание, ни Предание Церкви не говорит нам о таком категоричном противопоставлении. Одно не может отрицать другого, поскольку Божественная справедливость есть одно из выражений Божественной любви.
«Изложенное учение святых отцов Церкви о возмездии объясняет, почему в их умах никогда не возникала та раздвоенность, то противоречие между правосудием и любовью Божественной, которое никак не могли разрешить различные еретические секты… Правду Божию отцы, согласно с Писанием, понимали не в смысле карающего гнева, а в смысле такого свойства Божия, по которому Бог каждому свободному существу воздает по делам его, то есть сообразно тому, куда человек сам себя определил… Правда Божия руководится не чувством оскорбления, а нравственным достоинством бытия. Эта-то правда и не может противоречить любви, ибо понуждается она не желанием удовлетворения, исключающим любовь, а прямой невозможностью, не отрицая Себя, даровать мир и жизнь беззаконию» [ (Сергий (Страгородский), патриарх. Православное учение о спасении. М., 1991. С. 141, 145)]
Нравственная аргументация:
«Бог любви не может карать»
Приведем иллюстрацию этого типичного аргумента: «Общепринятое понятие о вечных мучениях представляет собой лишь школьное мнение, упрощенческое богословие („наказующее“), которое пренебрегает глубиной таких текстов, как Ин. 3:17 и 12:47. Можно ли себе представить, что наряду с вечностью Царствия Божиего Бог любви готовит вечность ада, что было бы в каком-то смысле провалом Божественного замысла, победой, хотя бы частичной, зла!? Между тем апостол Павел в 1Кор. 15:55, судя по всему, утверждает обратное. Если блаженный Августин не одобрял «милосердия», то это было направлено против либертинизма и сентиментализма; но с другой стороны, педагогический аргумент страха уже не действует, но рискует приблизить христианство к исламу» [Евдокимов П. Н. Женщина и спасение мира. Минск, 1999. С. 121].
В чем основная ошибка этого тезиса? В том, что богословы- «оптимисты» понимают адские муки как действие со стороны Бога, тогда как святые отцы учили, что это следствие, вызванное самой личностью
*[Более того, «Послание патриархов Восточно-Кафолической Церкви о православной вере» прямо предает анафеме тех, кто учит, что Бог является виновником вечного наказания нераскаявшихся грешников. – Догматические послания православных иерархов XVII–XIX веков о православной вере. Троице-Сергиева лавра, 1995. С. 151].
Вовсе не Бог готовит вечность ада. Ад, по мысли преподобного Макария Египетского, лежит «в глубине сердца человеческого» [Макарий Египетский, преподобный. Духовные беседы. М., 1998. С. 442]. «Подобно тому, – объясняет преподобный Симеон Новый Богослов, – как слепцы, не видящие сияющего солнца, хотя и всецело бывают освещаемы им, пребывают вне света, будучи удалены от него чувством и зрением, так и Божественный свет Троицы будет во всем, но грешники, заключенные во тьме, и среди него не увидят его… но, опаляемые и осуждаемые своею собственною совестью, они будут иметь неизреченное мучение и невыразимую скорбь во веки» [Симеон Новый Богослов, преподобный. Творения. М., 1892. T. 3. С. 123].
Просто, лаконично и богословски безупречно разъяснил эту истину еще во II веке святой Ириней Лионский: «Всем соблюдающим любовь к Нему Он дает Свое общение. Общение же с Богом есть жизнь и свет и наслаждение всеми благами, какие есть у Него. А тех, которые по своему произволению отступают от Него, Он подвергает отлучению от Себя, которое они сами избрали. Разлучение с Богом есть смерть, и удаление от света есть тьма, и отчуждение от Бога есть лишение всех благ, какие есть у Него. Но блага Божии вечны и без конца, поэтому и лишение их вечно и без конца, подобно тому как относительно неизмеримого света сами себя ослепившие или ослепленные другими навсегда лишены сладости его не потому, чтобы свет причинял им мучение слепоты, но сама слепота доставляет им несчастие» [Ириней Лионский, святой. Против ересей. М., 1996. С. 505].
Да, «Бог есть любовь» (1Ин. 4, 16) и любовь эта «будет… все во всем» (1Кор. 15, 28), но для тех, кто стал воплощением ненависти, она станет адским огнем. Именно об этом говорят знаменитые слова преподобного Исаака Сирина: «Мучимые в геенне поражаются бичем любви» [Исаак Сирин, преподобный. Слова подвижнические. М., 1993. С. 76].
Некоторые «эсхатологические оптимисты» говорят, что геенский огонь носит очистительный характер и будто бы имеет своею пищею грехи того или иного человека или демона, вверженного в него. Со временем же пища эта истребится и огонь, не находя себе места в очистившемся естестве, исчезнет – так произойдет восстановление. Для кого-то достаточно будет года, для кого-то века,
Пытаясь решить столь прямым и примитивным образом вопрос, как согласовать Божественную любовь с вечными мучениями тех, к кому она обращена, богословы- «оптимисты» создают ничуть не менее сложную дилемму. Ведь провозглашая неизбежное «восстановление всяческих» в Боге, они, сами того не замечая, впадают в безумие «принудительного рая»: «В будущем веке вообще нельзя не знать и не любить Бога. Эта любовь есть здесь закон бытия» [Сергий Булгаков, протоиерей. Невеста Агнца. С. 505]. При таком подходе Небесный Иерусалим превращается в концлагерь.
Богословам- «оптимистам», возможно, действительно не верится, что
Но это, к сожалению, не так. Потому что в основе греха лежит не незнание, а личная воля разумного существа. Ведь и диавол, и Адам знали – много лучше нас – благость Божию, но отпали. Их выбор склонился к жизни без Бога.
И среди последовавших за диаволом ангелов и людей есть те, для кого зло не недоразумение или досадная оплошность, но осознанный выбор. Зло для них – путь личностной суицидной самореализации. Глупо спорить о том, может или не может диавол покаяться, когда он не хочет каяться. Как тонко заметил К.С. Льюис, «есть только два вида людей: те, кто говорит Богу: „Да будет воля Твоя“ и те, кому Бог говорит: «Да будет воля твоя». Все, кто в аду, сами его выбрали» [Льюис Клайв С. Расторжение брака. М., 1990. С. 24].
Так что же делать Богу с теми, кто не хочет быть с Ним и в Нем? За шиворот и в рай? Уничтожить? Не создавать? Господь не идет ни по одному из указанных путей, и именно потому, что любит свое творение, даже после того как оно отверглось Его. Всего лишь одна фраза святителя Григория Паламы переворачивает сокрытую в данных вопросах неверную перспективу «эсхатологического оптимизма» в перспективу истинной щедрости Создателя: «Бог, по причине присущей Ему благости и милосердию, не ради имущих стать по своей воле дурными допустил благим придти в бытие, но ради благих сотворил и имеющих стать дурными» [Григорий Палама, святитель. Беседы. М., 1993. Ч. 2. С. 156–157].
Юридическая аргументация:
«Несправедливо вечно наказывать за временный грех»
«Может ли Бог любви, возвещенный Христом, бесконечно карать за грехи временной жизни? Неужели могущество зла столь велико, что оно будет существовать даже тогда, когда „во всем“ воцарится Господь?» [Александр Мень, протоиерей. Сын Человеческий. Брюссель, 1983. С. 128].
На этот аргумент отвечал еще святитель Иоанн Златоуст: «Не говори мне: где же справедливость, если мучение не имеет конца? Когда Бог делает
Кроме того, как верно отмечал святой Юстиниан Великий, не так уж много справедливости в том, чтобы «тех, которые до конца вели жизнь, исполненную совершенства, соединить с беззаконниками и педерастами и признать, что как те, так и другие будут наслаждаться одинаковыми благами» [Юстиниан Великий, святой. Грамота к Святому Собору об Оригене и его единомышленниках // Деяния Вселенских Соборов. СПб., 1996. Т. 3. С. 538].
Наконец, необходимо обратить внимание на то, как отвечал на этот вопрос святитель Григорий Двоеслов. «Справедливо было бы это недоумение, – говорит святитель, – если бы раздражительный Судия рассматривал не сердца людей, а одни дела. Нечестивые потому имели конец грехов, что имели конец жизни. Они желали бы, если бы могли, жить без конца, чтобы иметь возможность грешить без конца» [Григорий Двоеслов, святитель. Творения. М., 1999. С. 688].
Эту мысль повторяет и крупный богослов XV века Иосиф Вриенний, указывая, что, строго говоря, некорректно ставить вопрос о вечном наказании за временные дела, потому как Богом судится внутреннее расположение человека, лишь выражающееся в делах. Истинно верующие и добродетельные люди имеют бессмертное расположение к добру, потому и следуют в бесконечное блаженство, так и в вечное наказание следуют имеющие окончательное расположение ко греху [Αργυρ?ου Α. Іωσ?φ το? Βρυενν?ου μετ? τινος Ισμαηλ?του Δι?λεζιζ // Επετερις. 35. 1967. Σ. 173].
Преподобный Григорий Синаит предлагает еще один образ: «Как зародыши адских мучений незримо таятся в душах грешников уже на земле, так и начатки небесных благ сообщаются в сердцах праведных через Святого Духа» [Григорий Синаит, преподобный. Творения. М., 1999. С. 19]. То есть своей смертью мы рождаем для себя ту вечную участь, которую вынашивали в себе всю эту жизнь. В этом и есть глубочайшее значение настоящей временной жизни, которое игнорируется «оптимистическим богословием»: «здесь даются победителям как залоги венцы победные; равно как и для побежденных здесь полагается начало их посрамлению и мучению» [Симеон Новый Богослов, преподобный. Творения. М., 1892. T. 2. С. 49].
В «оптимистической» позиции сказывается извращенное понимание вечности, по которому выходит, что вечность – это продолжение нашего настоящего бытия, единственно лишь при отсутствии смерти. Но Православие мыслит совсем по-другому: вечность – это инобытие. Как пишет преподобный Иоанн Дамаскин, «вечная жизнь и вечное мучение обозначают нескончаемость будущего века. Ибо время по воскресении уже не будет исчисляться днями и ночами, или, лучше, тогда будет один невечерний день, так как Солнце правды ясно будет светить праведным, а для грешных настанет глубокая нескончаемая ночь. Поэтому каким образом будет исчисляться тысячелетнее время оригеновского восстановления?» (Точное изложение православной веры. 2. 1).
Аргументация от неверно понятого учения о сошествии Христа во ад
Сравнительно недавно появилась еще одна вариация «оптимистического богословия». Ее сторонники, в отличие от «оптимистов»-экуменистов, признают, что вне Православной Церкви спастись нельзя и что спасение только во Христе и неразрывно связано с признанием Его как Бога и человека. Однако сплести эту истину с оригенистской ложью они ухитряются следующим образом.
Во-первых, они учат, что будто бы Господь Иисус Христос, после смерти на кресте сойдя во ад, вывел из него души абсолютно всех умерших до того людей. Во-вторых, говорят они, сошествие во ад представляло не единовременный акт, а является продолжающимся действом, так что Христос как бы постоянно пребывает в аду, чтобы души всех умирающих людей встречать там и проповедовать им, и эти души уже, будучи по смерти убеждены непосредственно Христом, принимают Православие и выводятся из ада.
Изложенное «в чистом виде» это лжеучение выглядит настолько нелепо, что кажется излишним его опровергать, однако поскольку его приходится слышать от людей, обладающих некоторой известностью и даже авторитетом в православной среде, и, кроме того, встречаются люди, введенные ими в заблуждение, не лишне будет сказать несколько слов в опровержение.
Прежде всего нужно заметить, что мысль о том, будто бы Христос, сойдя во ад, освободил души абсолютно всех находящихся там, не свойственна Церкви. Если мы обратимся к творениям святых отцов, то увидим совсем иное учение.
Святитель Кирилл Иерусалимский говорил о выведении из ада лишь ветхозаветных святых: «Он сошел в преисподнюю, чтобы и оттуда освободить праведных» (Слова огласительные. 4, 2); «Сбежались святые пророки и Моисей законодатель, и Авраам, и Исаак, и Иаков, Давид и Самуил и Исаия, и креститель Иоанн… Искуплены все праведные, которых поглотила смерть. Ибо подобало проповеданному Царю стать искупителем добрых проповедников. Тогда каждый из праведников сказал: „Смерть, где твоя победа? Ад, где твое жало? Ибо Победитель искупил нас“ « (Слова огласительные. 14, 19). Также и преподобный Ефрем Сирин писал, что Господь Иисус Христос «из ада извлек души святых» (Толкование на книгу Второзаконие. 1. 34). Блаженный Иероним говорит о том, что Спаситель сходил во ад, «чтобы победоносно отвести с Собою на небеса души святых, которые были заключены там» [Иероним, блаженный. Толкование на Послание к Ефесянам, кн. 2 // Иероним, блаженный. Творения. Ч. 17. Киев, 1903. С. 303]. Преподобный Иоанн Кассиан пишет: «Проникнув во ад, Христос… сокрушил железные вереи, и святых пленников, содержавшихся в непроницаемом мраке адском, возвел из плена с Собою на небеса» [Цит. по: Святое Евангелие с толкованием святых отцов. М., 2000. С. 61].
У святителя Епифания Кипрского мы читаем: «Что же? Всех ли спасает, явившись во аде, Бог? Нет, но и там – только верующих» [Слово в Великую субботу // PG T. 43. Coll. 440D. Впрочем, западный исследователь A. Vaillant считал, что это произведение не принадлежит святителю и написано много позднее его жизни. К сожалению, у нас не было возможность ознакомиться с его работой и составить мнение о том, насколько убедительны предложенные им доводы].
И святитель Иоанн Златоуст, говоря о сошествии Христа во ад, пояснял: «Это показывает только, что Им разрушена сила смерти, а не истреблены грехи умерших прежде пришествия Его. В противном случае, если Он освободил от геенны всех прежде умерших, то почему же сказал: «Отраднее будет земле Содомской и Гоморрской»? Этим дано уразуметь, что и они, хотя легче, однако все же будут наказаны. И хотя они здесь уже понесли крайнее наказание, однако это их не избавит» [Иоанн Златоуст, святитель. Избранные творения. М., 1993. Кн. 1. С. 399].
Блаженный Августин писал: «Он благоволил сойти во ад, где страдания ада не могли удержать Его… написанное о „разрешении страданий ада“ можно отнести не ко всем, а только к тем, кого Он мог принять, так как считал их достойными освобождения» [Послание 164, II, 5 // PL 33, 710–711].
В «Катенах» на 1-е послание Петра есть фрагмент из несохранившегося творения святителя Кирилла Александрийского, в котором утверждается, что как на земле проповедь Христа была адресована всем, но принесла пользу только уверовавшим, «так и при сошествии во ад Он освободил от уз смерти только уверовавших и признавших Его» [PG 74, 1016 A].
Преподобный Иоанн Дамаскин также писал, что Господь в аду проповедовал всем, но для одних эта проповедь была во спасение, а для других – в обличение: «Обоженная душа сходит в ад, чтобы, подобно тому как для находившихся в земле воссияло Солнце правды, таким же образом и для находившихся под землей, пребывающих во тьме и тени смертной воссиял свет; чтобы, подобно тому как находившимся на земле Господь проповедал мир, пленным освобождение и слепым прозрение и для уверовавших сделался причиной вечного спасения, а для неуверовавших – обличением неверия, таким же образом проповедал и находившимся в аду» (Точное изложение православной веры. 3, 29).
То же учение мы видим и у более поздних святых Восточной Православной Церкви, например блаженный Феофилакт Болгарский объяснял: «Те, которые хорошо провели время своей жизни, и тогда получили спасение чрез сошествие Господа во ад, как думает святой Григорий [Богослов]. Он говорит: „Христос, явившись к находящимся во аде, спасает не всех без изъятия, но одних верующих“. Ибо от произволения каждого зависело не оставаться бесчувственным к богатому дару Творца, но представить самого себя достойным благости Подателя» [Толкования на Новый Завет блаженного Феофилакта, архиепископа Болгарского. М., б.г. С. 212].
Святитель Григорий Палама писал, что Господь сошел во ад, «чтобы просветить сидящих во тьме и по духу оживотворить веровавших в Него» [Григорий Палама, святитель. Гомилии. Монреаль, 1965. С. 161].
Святитель Димитрий Ростовский: «Когда же Господь наш, облекшийся в человеческое естество, взошел на небо, тотчас явил для всего рода человеческого путь к небесам, по нему пошли вслед за Христом изведенные из ада души святых праотцев и пророков» [Творения иже во святых отца нашего святителя Димитрия Ростовского. СПб. С. 306].
Ту же истину содержат и употребляемые ныне Церковью катехизисы, так, святитель Филарет Московский пишет: «Господь Иисус Христос нисходил во ад для того, чтобы и там проповедовать победу над смертью и освободить души, которые с верой ожидали Его Пришествия» (Пространный православный катехизис Православной Восточной Церкви. 213). И святитель Николай Сербский также говорит: «К невидимой Церкви принадлежат… все христиане, которые скончались в истинной вере во Христа за последние 20 столетий, а также ветхозаветные праведники, которых Господь спас во время Своего сошествия во ад» (Катехизис Восточной Православной Церкви).
Наконец, это же написано и в богослужебных книгах Православной Церкви. Так, на Пасхальной заутрени в Синаксаре по 6-й песни говорится: «Господь ныне из адовых сокровищ человеческое естество исхитив, на небеса возведе и к древнему достоянию приведе нетления. Обаче сошед во ад, не всех воскреси, но елицы веровати Ему изволиша. Души же от века святых, нуждею держимыя, от ада свободи».
О спасении душ всех умерших во время схождения Господа во ад говорили только несколько святых – святитель Амфилохий Иконийский, писавший: «Когда явился аду… все были отпущены… все побежали за Ним… можно было видеть всякого узника узревшим свободу и всякого пленника радующимся о воскресении» (Слово 6, против еретиков); преподобный Роман Сладкопевец, который влагал в уста ада следующие слова: «Он схватил меня за горло, и я извергнул всех, кого поглотил, вопиющих: „Воскрес Господь!“» (кондак 42), и преподобный Иосиф Волоцкий, писавший, что Господь «вывел всех из ада» (Просветитель. 4) [Подобное мнение встречается также в творениях преподобного Максима Исповедника (Вопросоответы к Фалассию, 7), однако он пишет его не как свое собственное, но сопровождает словами «некоторые говорят» и приводит просто как один из известных ему вариантов толкования].
Возможно, что некоторые из этих отцов под словом «все» подразумевали всех святых, а не всех людей вообще, но как бы то ни было, из приведенных выше цитат ясно, что это мнение не составляет согласия отцов и не выражает учения Церкви, которое выражали перечисленные святые: Кирилл Иерусалимский, Ефрем Сирин, Иоанн Златоуст, Епифаний Кипрский, Иоанн Кассиан, Иероним Стридонский, Августин Иппонийский, Кирилл Александрийский, Григорий Двоеслов, Иоанн Дамаскин, Феофилакт Болгарский, Григорий Палама, Димитрий Ростовский, Филарет Московский, Николай Сербский – а также бывшие по этому поводу Церковные Соборы и богослужение Православной Церкви.
Но если утверждение, что Господь вывел из ада всех, хотя и не является учением Церкви, все же встречается у некоторых древнецерковных авторов (Климент Александрийский, Ориген и др.), то утверждение, что Господь будто бы продолжает находиться в аду, проповедуя там все новым душам умирающих и убеждая их поверить в Него, представляет собой совершенно новое учение, никогда прежде не известное Церкви и чуждое ее вере. Что уже само по себе подводит его под слова апостола: «Кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема» (Гал. 1, 9).
Церковь учит, что Господь Иисус Христос сходил во ад обожествленной душою тогда, когда она пребывала отделенной смертью от Его тела. Затем душа его соединилась с телом и произошло Воскресение, а после и чудесное Вознесение на небеса, и ныне Христос по человечеству пребывает одесную Отца. Собственно, об этом говорит каждый христианин, в символе веры исповедуя Господа Иисуса Христа «воскресшего в третий день по Писаниям, и восшедшего на небеса, и сидящего одесную Отца».
Можно также привести слова святителя Иннокентия Херсонского: «Спаситель наш сошел во ад Сам, Своим произволением и Своей властью, сошел для того, чтобы вскоре выйти из ада, сошел один, чтобы извести оттуда всех, с верою ожидавших Его пришествия» [Цит. по: Святое Евангелие с толкованием святых Отцов. С. 613].
Указанное выше новое учение противоречит словам апостолов, говоривших, что Господь, «быв умерщвлен по плоти, но ожив духом, которым Он и находящимся в темнице духам, сойдя, проповедал» (1Пет. 3, 18–19); «сказано: восшед на высоту, пленил плен и дал дары человекам. А „восшел“ что означает, как не то, что Он и нисходил прежде в преисподние места земли? Нисшедший, Он же есть и восшедший превыше всех небес, дабы наполнить все» (Еф. 4, 8–10).
Ясно сказано: «проповедал», а не «проповедует» и «нисходил в преисподние места», после чего «восшел», а не «постоянно нисходит» или «нисшел и пребывает в преисподней». О том, где Христос пребывает, апостол Петр говорит вполне определенно: «Восшед на небо, пребывает одесную Бога» (1Пет. 3, 22).
Кроме того, лжеучение лишает смысла саму человеческую жизнь на земле. По православному учению, эта жизнь дана человеку как время для выбора – с Богом ли он или против Бога, и сделанный выбор, выразившийся в словах и делах человека, определяет его посмертную участь.
Преподобный Варсонофий Великий говорит об этом: «Касательно же ведения о будущем – не заблуждайся: что здесь посеешь, то там и пожнешь. По исходе отсюда никому нельзя уже преуспеть… Брат, здесь делание – там воздаяние, здесь подвиг – там венцы» [Варсонофий Великий и Иоанн, преподобные. Руководство к духовной жизни в ответах на вопрошения учеников. М., 2001. С. 513].
И святитель Иоанн Златоуст пишет: «Только настоящая жизнь есть время для подвигов, а после смерти – суд и наказание. «Во аде же, – сказано, – кто будет исповедовать Тебя?» (см.: Пс. 6: 6)» [Иоанн Златоуст, святитель. Избранные творения. Кн. 1. С. 398].
И в богослужебных текстах Православной Церкви выражена та же мысль: «Несть во аде покаяния, несть тамо прочее ослабы: тамо червь неусыпаемый, тамо земля темна, и помрачена вся» (Чин погребения священников).
Наконец, указанное лжеучение лишает смысла и существование земной Церкви, потому как при таком подходе она становится совершенно ненужной: если принять, что Христос после смерти все равно каждого лично встречает в аду и дает возможность войти в рай, то какая разница – быть в Церкви или вне ее, проводить жизнь подвижническую или погрязать во грехах, если конец у всех один?
Источник: http://www.pravoslavie.ru
Вместе с этой статьей читают:
Алексей Ильич Осипов: Опровержение мнения профессора о вечности мучений
Святитель Феофан Затворник: О вечности мучений (1 часть из 2)
Святитель Феофан Затворник: О вечности мучений (2 часть из 2)
Пятый Вселенский Собор: Осуждение оригенизма
Игнатий Брянчанинов: Об удалении от книг, содержащих в себе лжеучение
Таинство, толкование, Собор
11.05.2014, 1347 просмотров.