Вверх
Обновленчество — это оппозиционное движение в русском православии в послереволюционный период, повлекшее за собой временный раскол. Было инспирировано и некоторое время активно поддерживалось большевистской властью, с целью разрушения канонической «тихоновской» Церкви [1].
Суть обновленчества в неверии и гордыне, на основании чего обновленцы – или церковные модернисты – пытаются заменить неприятную и непонятную для них неизменяемую Церковь Божию на церковь человеческую, чем по сути разрушают Церковь Божию в данной церковной структуре, превращая ее в антихристову. Идеология обновленчества – церковный модернизм – происходит из протестантской идеологии, которая была незаметно усвоена под православным видом многими клириками Российской церкви еще до революции 1917г. Революция лишь позволила этим клирикам всплыть на поверхность и попытаться захватить власть в церкви.
Само движение за «обновление» Российской Церкви возникло весной 1917 года. Одним из организаторов и идеологов этого движения был священник Александр Введенский. В дальнейшем он возглавит обновленческую церковь в сане митрополита и станет ее бессменным лидером на все время существования раскола. По воспоминаниям современников, это был «яркий, умный, несколько эксцентричный человек. В нем было многое от судейского оратора и опереточного актера. Он умел быть обаятельным и располагать к себе людей, имел шесть дипломов о высшем образовании, цитировал на память… на разных языках целые страницы… Но в то же время был крайне честолюбивым человеком…».
Движение за обновление не получило поддержки на Поместном соборе 1917–1918 годов. Оказавшись в меньшинстве, Александр Введенский записал в своем дневнике: «После избрания Патриарха в Церкви можно оставаться лишь для того, чтобы уничтожить патриаршество изнутри». Однако среди и обновленцев не было единства. Их движение оказалось соединением очень разных течений. Все они были объединены лишь борьбой с «тихоновской» Церковью.
С приходом к власти большевиков и началом гражданской войны обновленцы активизировались. Появилось множество мелких, церковно-реформаторских групп. У каждой из них была своя программа церковных преобразований, рассчитанная на радикальное обновление Русской Православной Церкви. Все они выступали за тесное сотрудничество с советским государством в борьбе с патриархом Тихоном, в остальном же их голоса варьировались от требований изменения богослужебного чина до призывов к слиянию всех религий [2].
Вышли обновленцы из лона давно отступавшей от Христа Российской церкви весной 1922г.
Первоначально обновленчество существовало в виде реформаторских групп «Живая церковь», «Союз церковного возрождения», «Союз общин древлеапостольской церкви», «Народная церковь» и множества других более мелких образований подобного типа. Ими был создан общий орган руководства церковью – Высшее церковное управление (ВЦУ, позже ВЦС), призванное заменить патриарха. Каждая группа этих церковных революционеров-разрушителей разработала программу церковных «преобразований», рассчитанную на коренное обновление (т.е. уничтожение) Российской церкви, что всеми силами поддерживали большевики и прочие богоборцы. Патриарх Тихон поначалу принял обновленчество, убоявшись народу, но когда увидел, что его «самого» хотят упразднить, отошел от них, не признал их соборных решений 1923г. (поддержка Сов. власти, низложение патриарха) и предал их анафеме.
В конце 1923г. лидерами обновленчества было принято решение о роспуске обновленческих групп и объединении в обновленческую церковь, которую вскоре стали называть «православной». «Живая церковь» этому решению не подчинилась и продолжала функционировать самостоятельно. На смену ВЦС пришел обновленческий синод с «митрополитом» во главе: до 1925г. этот пост занимал Евдоким (Мещерский), до 1930 – Вениамин (Муратовский), а после – Виталий (Введенский). В 1925г. обновленцы созвали следующий «поместный собор», на котором рассчитывали примириться с тихоновцами, лишившимися своего лидера. «Собор» официально отказался от проведения реформ не только в области догматики и богослужения, но и в укладе церковной жизни. Практически это означало ликвидацию обновленчества как идейного течения. Неуспех обновленцев объяснялся тем, что из-за их открытых и грубых действий верующие не приняли их церковного «реформаторства», усмотрев в нем порчу православия и отказ от веры отцов и дедов [3].
С кончиной Патриарха у обновленцев возросли надежды на победу над православием. Однако первое же послание Местоблюстителя патриаршего престола требовало категорического отказа от мира с раскольниками на их условиях. Стало ясно, что обновленчество обречено. Положение их было незавидным: пустые церкви, нищие священники, окруженные ненавистью народа. Число верных им храмов и духовенства катастрофически сокращалось. Современный историк, оценивая обновленческое движение, пишет: «Обновленчество в целом оказалось ошибочным. Исходя из стремления к реформам, преобразователи пытались революционизировать Церковь, перешагнув при этом через основные для православия вероучительные и богослужебные принципы, утратив контакт с верующими».
Влияние обновленчества шло неуклонно на спад. Окончательным ударом по движению стала решительная поддержка властями СССР Патриаршей Церкви в сентябре 1943 года. От всего обновленчества к концу войны оставался только один приход. А со смертью обновленческого митрополита Александра Введенского в 1946 году это движение полностью исчезло [2].
В 1990-е годы в религиозный лексикон вошло новое слово, с которым раньше были знакомы в основном церковные историки: «Обновленцы». И если для историка за этим словом стоит определенная организация церковной жизни, инспирированная советским правительством в начале 20-х годов, то в новейшей церковной истории слово «обновленчество» ( «новообновленчество», «неообновленчество») используется с самого начала не как историческая реалия, а как ругательный эпитет. Первым «новообновленцем» тогда был объявлен о.Георгий Кочетков, известный в широких массах, прежде всего, как идеолог совершения богослужения на современном русском языке [4].
Шумная деятельность двух московских приходов – о. Георгия Кочеткова и о. Александра Борисова, практикующих богослужебный и богословский модернизм с целью создания некоего «живого», «обновленного» православия «с человеческим лицом», «просвещенного» христианства в противовес «охранительному», «кондовому» Православию (терминология о. Г. Кочеткова) нашла отклик теперь и в современной среде духовенства Русской Церкви. Откровенная реформация Православия, начиная от модернизма в литургической практике, причащения на своих богослужениях католиков и других инославных, отмены постов и устроения кощунственных «полулитургических агап» и кончая пересмотром православной догматики, экклезиологии, Священного Предания, отрицанием присутствия Тела и Крови Христовых в евхаристических Дарах и баптистским толкованием почитания Божией Матери – все это получило должную оценку в выступлениях на богословской конференции «Единство Церкви», в голосе духовенства на московском епархиальном собрании, в обращении клириков и мирян к Святейшему Патриарху Алексию, а также в выступлении самого Первоиерарха Русской Церкви, точно обозначившего это явление как новообновленчество.
Однако сами представители новообновленческого движения стараются всячески отрицать какую-либо их связь с обновленчеством 20-х годов, делая акцент лишь на политической стороне деятельности своих идейных предшественников (связь с ГПУ, восхваление новой богоборческой власти), а также на их каноническом разрыве с Патриаршей Церковью. Раз, мол, мы не отвергаем существующую иерархию, то ни о каком неообновленчестве и речи быть не может!
На самом ли деле нет ничего похожего в деятельности церковных реформаторов 90-х годов и обновленческого движения 20-х, или же существует преемственность целей и методов революционной перестройки Православной Церкви, несмотря на все политические различия?
Все выдвигаемые требования обновленческих группировок 20-х годов XX века по реформированию Православной Церкви можно свести к следующим основным положениям:
1. Признание Советской власти и справедливости октябрьской социалистической революции, якобы воплощающей в жизнь идеалы первоначального христианства. Пересмотр в связи с этим церковной этики.
2. Литургическая реформа. Упрощение богослужения, приближение его к народному пониманию (русификация).
3. Догматическая реформа.
4. Каноническая реформа. Пересмотр церковных канонов и отмена некоторых из них. Ликвидация или ограничение института монашества. Брачный епископат. Допущение второбрачия духовенства.
5. Приходская реформа. Соборное (не патриаршее) управление Церковью. Демократизация приходской и церковной жизни. Выборность клира и епископата.
Рассмотрим эти положения, сравнивая их с требованиями современных церковных реформаторов.
Что касается признания Советской власти и справедливости революционных преобразований, якобы воплощающих в жизнь идеалы первоначального христианства, то, казалось бы, в этом пункте трудно отыскать какую-либо общность, например, «христианско-социалистических идеалов» председателя ВЦУ епископа Антонина (Грановского) и христианско-демократических взглядов о. Александра Борисова. Однако именно последний в своей скандально нашумевшей книге «Побелевшие нивы» называет Антонина «смелым реформатором» (С. 175), призывая возродить кое-что из его реформаторской практики. Того же епископа Антонина Грановского, обещавшего верующим 20-х годов «самую широкую демократизацию неба, самый широкий доступ к лону Отца Небесного» наряду с «коммунизацией церковного уклада» и призывавшего «революционизировать церковь», реабилитирует другой защитник современных отечественных неообновленцев – Д.Поспеловский.
В сборнике материалов богословской конференции «Афанасьевские чтения», выпущенном московским братством о. Г.Кочеткова «Сретение» в 1994 году, некоторые участники конференции с нескрываемой симпатией говорят о ряде деятелей революционного обновленчества начала века – пропагандистах «христианского социализма» в России – о. Г.Гапоне, о. Г.Петрове, о. И.Егорове (двух последних протопресвитер Виталий Боровой назвал даже «светлыми личностями» (С. 159)), Ионе Брехничеве, отрекшемся после революции от сана и ставшим экспертом ЧК по церковным вопросам. В этой связи, наверное, не случайно и о. Георгий Кочетков называет крайнего обновленца-раскольника А.Введенского митрополитом ( «Православная община». 1994. № 3. С. 59), хотя священника А.Введенского никто из православных митрополитом никогда не считал.
Литургическая реформа
В области литургической реформы совпадения требований реформаторов 20-х и 90-х годов очевидны по всем пунктам.
Русификация богослужебных текстов
В приходе московского священника Георгия Кочеткова реформированное и русифицированное богослужение совершалось вплоть до начала 1994 года (частично это продолжается и до сих пор). Вот несколько цитат из его высказываний по поводу введения «живого русского языка» в богослужение: «Поразительно – Русская церковь настроена против русского богослужения! Мы много раз шутили по этому поводу: у нас единственный русский приход в Русской церкви». «Наша задача способствовать рождению живого литургического русского языка. Мой личный богослужебный литургический опыт говорит о том, что у церковнославянского языка нет преимущества перед этим русским… Я воспринимаю церковнославянский просто как другой язык». «Я делаю переводы уже не один год… Для нас очень важно, например, что С.С. Аверинцев ходит в наш храм. Он не просто стоит как специалист (!), а молится с нами… Однажды, когда я обсуждал с ним наши тексты, одно место ему захотелось исправить по своему вкусу, но он сказал: Нет! Оставьте как есть. Я перевел бы это место по-другому, но в нашем храме я уже полюбил так как у вас. Он… во всей моей книге переводов богослужений сделал, может быть, лишь десяток замечаний и предложений» ( «Независимая газета». 14.01.94). «Я вспоминаю одно слово С.С. Аверинцева. Когда мы с ним обсуждали вопрос о переводе известной молитвенной формулы „Паки и паки миром Господу помолимся“, он сказал: «Ну что же, „снова и снова в мире Господу помолимся“ – это допустимо. Если иметь в виду необходимость встряхнуть (!) присутствующего в церкви традиционного верующего»» ( «Православная община». 1995. № 30. С. 64). «Имея достаточно длительный практический опыт проведения русского богослужения, можно засвидетельствовать ту духовную истину, что Господь благословляет (!) это богослужение, что на него есть воля Божия (!?), и значит, ее надо нам исполнять» ( «Православное богослужение. Русифицированные тексты вечерни, утрени, литургии св. Иоанна Златоуста». Издание МВПХШ. 1994).
В другом месте о. Г.Кочетков пишет: «В 1988 году… по ходатайству о. Виталия (Борового. – Н.К.), митрополит Ювеналий назначил меня в один из отдаленных храмов области диаконом… Там был настоятель, старый человек, сидевший в лагерях. Он некоторое время терпел, как я читал Евангелие, перелагая его по-русски, а потом запретил это. Я нашел общий язык с другим священником, молодым. Он позволял мне проповедывать, русифицировать все, что можно, и даже ездил со мной к баптистам…» ( «Новая Европа». 1992. № 1. С. 79).
Правда, о. Георгий спешит отмежеваться от возможных обвинений в неообновленчестве, намеренно искажая очевидные исторические факты: «Обновленцы-то гнали русский язык (?), они-то как раз и не хотели русского языка… А кто признавал русский язык богослужения? Патриаршая церковь!» ( «Независимая газета». 14.01.94).
Другой московский священник-реформатор Александр Борисов в своей книге «Побелевшие нивы» посвятил несколько страниц доказательству необходимости русификации богослужебного языка, часто приводя в пример богослужения баптистских общин. В частности о. А. Борисов сетует, что «сейчас предстоит начинать все с начала, то есть заново доказывать необходимость реформы внутри Церкви вообще и русификации богослужебного языка» (С. 133). «Главное же из радикальных изменений, – пишет о. Александр, – это русификация богослужебного языка и введение русского языка при чтении за богослужением Священного Писания» (С. 172). «Необходимы, конечно, реформы в отношении значительной части богослужебного материала» (С. 54).
Пропагандой скорейшего искоренения из литургической практики церковнославянского языка на страницах светских антиправославных изданий ( «Русская мысль», «Сегодня» и др.) и по радиостанции «София» неутомимо занимаются священники Г.Чистяков и В.Лапшин, историк Д.В. Поспеловский, заштатно «практикующий священнослужитель» о. Иннокентий Павлов ( «практикующий» новые безграмотные переводы Священного Писания и богослужебных текстов), заштатный архиепископ Михаил (Мудьюгин), который «вообще считает… служение на славянском языке антиканоничным…» (?!) ( «Сегодня». 12.02.1994). Тот же архиепископ Михаил называет в своей книге «Русская православная церковность. Вторая половина XX века» (М. 1995) чтение в храмах на церковнославянском языке одним из «сатанинских ухищрений», причем «наиболее мощно действующих», а игумен-»филолог» Иннокентий (Павлов) изрек по радио «София» некое новое «одесско-блатное» определение: «Церковнославянский язык – это церковная феня» ( «Христианский церковно-общественный канал». 8.01.96 г.). Подобная патологическая неприязнь к церковнославянскому языку и прочие безумные глаголы – не редкость на волнах антиправославного радиоканала, возглавляемого прот. И.Свиридовым.
Упразднение иконостаса (открытый алтарь)
Вот что пишут современные церковные реформаторы.
Священник А.Борисов: «Когда-то, в 20-е годы, смелый реформатор епископ Антонин Грановский пытался ввести служение литургии с престолом, поставленным посередине храма, с чтением вслух всем народом евхаристических молитв. Тогда это вызвало насмешки церковных снобов. Но может быть, это не так уж и смешно? Быть может, пройдет какое-то время, и наши потомки будут недоумевать, как могло случиться, что… миллионы христиан на много веков были отгорожены иконостасом… Очевидно настало время подумать о том, не будет ли служение литургии, подобное возобновленному епископом Антонином, способствовать более полному и сознательному участию всех находящихся в храме в Евхаристии» (Побелевшие нивы. С. 175–176).
Священник Г.Кочетков: «…Я решил для себя принципиальный вопрос – как служить. Я решил: надо служить по совести. Надо мной нет никого (!), я свободен… Все, что я делал, воспринималось как само собой разумеющееся: и русский язык, и отсутствие иконостаса…» ( «Новая Европа». 1992. № 1. С. 79). «Клир не должен быть отделен от остального народа Божьего, как и алтарь от остальной церкви. Вероятно этому будет способствовать установление в новых храмах низких иконостасов и служение при отверстых царских вратах… Неуместны в этом контексте и „тайные“ от народа Божьего молитвы… Их надо читать вслух» ( «Православная община». 1995. № 28. С. 46). «Когда алтарь оказался в храме отдельным помещением, когда высокий иконостас совершенно закрыл его, там стали твориться вещи, подчас непотребные» ( «Православная община». 1995. № 30. С. 73).
Усердствующий не по разуму в обличении «больного» Православия и традиционализма в Церкви архиепископ Михаил (Мудьюгин) призывает брать пример с католичества: «У католиков постоянно проводятся попытки сблизить алтарь с нефом, или, иными словами, – духовенство и мирян. Требовалось немалое мужество для того, чтобы после Второго Ватиканского собора не переносить престол, оставить старый как некое святилище на прежнем месте, а новый соорудить посреди храма. Священник или епископ стоит теперь лицом к народу и так совершает тайнодействие. Народ окружает священника и не только видит, но и слышит все тайнодействия… Люди, которые стоят или сидят вокруг престола, живо и действенно участвуют в богослужении, у нас этого нет. Наши прихожане стоят, переминаясь с ноги на ногу перед закрытым алтарем…» ( «Сегодня». 29.10.1994).
Архимандрит Зинон (Теодор) в альманахе «Хрiстiанос» (1996. V. C.146) заявляет: «Может быть, это странно будет услышать из уст иконописца, но я бы иконостас и вовсе упразднил» (видимо без него проще служить латинские мессы с католиками, как это практикуется в монастыре известного иконописца).
Д.В.Поспеловский: «Ставить иконостас как стену, отделяющую паству от пастырей» – есть «дурной пример России» (!) ( «Сегодня». 12.02.1994).
Другие литургические преобразования
Богослужение на современном языке, упразднение иконостаса или служба при постоянно открытых царских вратах, чтение вслух т. н. тайных священнических молитв, причащение мирянина за каждой Божественной литургией, на которой он присутствует, без предварительного поста и, желательно, без исповеди – все эти богослужебные новшества XX века объясняются, среди прочего, интеллигентской болезнью – попыткой переложить законы общества на Церковь. Это очень точно подметил священник Владимир Вигилянский: «Что, например, современный либеральный интеллигент хочет видеть в Церкви? Конечно, такую же гласность, как и в обществе. Он хочет, чтобы царские врата были всегда открыты, чтобы тайные молитвы священник читал вслух, он хочет полного равноправия, чтобы и прихожанин и человек, имеющий благодать священства, были одинаковы в своих тайнодействиях и молитвах. Интеллигенту-либералу не нравится, что в Церкви есть иерархия, степени посвящения, некие тайные молитвы» ( «Татьянин день». 1996. № 6).
Чтение вслух т. н. тайных молитв практиковалось обновленцами в 20-х годах, практикуется и современными реформаторами-неообновленцами (см. например чин русифицированной литургии в редакции епископа Антонина Грановского (1923 г.) и в редакции свящ. Георгия Кочеткова (1993 г.). В редакциях литургий обоих реформаторов игнорируется также клиросное пение в пользу общенародного.
Протопресвитер Виталий Боровой на устроенных в октябре 1993 года о. Г.Кочетковым «Афанасьевских чтениях» призвал «писать отдельные статьи и монографии» о «заслуженных» деятелях радикального обновленчества, в частности об о. Иоанне Егорове. Свящ. И.Егоров, создавший в 1919 г. в Петербурге модернистскую группировку «Религия в сочетании с жизнью», в своем приходском храме практиковал самочинные нововведения: вынес Святой Престол из алтаря на середину храма, принялся за исправление богослужебных последований, переводил их на современный русский язык, учил о рукоположении «собственным вдохновением».
Однако в некоторых вопросах современные апологеты «живого», «просвещенного православия» идут иногда далее своих предшественников 20-х годов, не ограничиваясь упразднением иконостаса, а предлагая установить в русских православных храмах скамьи, как в костелах: «Быть может, Бог хочет, чтобы мы в Его Доме отдыхали не только душой, но и телом?.. Думаю, что в открывшихся для нашей Церкви новых условиях это вполне представимо» (Свящ. А.Борисов. Побелевшие нивы. С. 176).
Аналогичное желание чувствовать себя «комфортно» в православном храме высказывает и «практикующий» игумен Иннокентий (Павлов): «Следует добавить и неоправданную дискомфортность религиозной практики, связанную с излишней затянутостью приходского богослужения, которое приходится выстаивать на ногах, что, несомненно, мало способствует созданию молитвенного сосредоточения» ( «Сегодня». 7.05.1994).
В своей книге «Побелевшие нивы» священник А. Борисов предлагает ввести в наших храмах «органы и фисгармонии» (С. 177). То же самое – «введение музыки в богослужение (орган, фисгармония)» было написано и в проекте реформ Церкви, выдвигаемом ЦК СОДАЦ (Пятигорский епархиальный вестник. 1923. № 1).
Священник А.Борисов предлагает строить православное богослужение по образцу баптистского: «Поскольку у них (баптистов. – Н.К.) нет жесткого устава, то есть порядка богослужения, «сценария» общественной молитвы, то вновь пришедший не может нарушить своим появлением хода проповеди или их простой молитвы, которая, кстати, может быть тут же изменена включением прошения об этом вновь пришедшем, о его благословении, благодарения за его приход» (Побелевшие нивы. С. 69).
Священник Г.Кочетков: «Я стал убирать все бессмысленное для того, чтобы в богослужении соучаствовали все члены Церкви. Целью было богослужение, которое не нужно объяснять, которое ясно само из себя. Допустим, нет смысла в чтении Часов, они давно оторваны от богословия времени и вообще – и мы не читали Часы». «Я уверен, что будущее Церкви как раз в том, что мы пытаемся делать…» «У меня нет сомнения: за тем, что мы начали, – будущее, и на это есть воля Божия (!). Это бесспорно. Более того: то, что мы начали, просто лежит на поверхности; это просто снятие пены и подготовка строительной площадки. На самом же деле необходимо еще и подлинное творчество в церковной традиции. Но это следующий шаг, начинать с которого нельзя. Охранительное Православие зашло слишком далеко, и потому к творчеству Церковь еще нужно подготовить» ( «Новая Европа». 1992. № 1. С. 80, 82).
Те, кто хоть раз присутствовал на богослужении о. Г.Кочеткова, надолго запомнит и общее пение литургии всех в храме (по типу униатских приходов на Украине), и произнесение всеми прихожанами некоторых священнических возгласов. Практикуется и потребление Святых Даров после литургии мирянами, и проповеди на «молитвенных встречах» «многими братьями и даже сестрами» ( «Община в Православии». М. 1994. С. 53), и «ветхозаветные встречи», на которых «каждый читает (книгу из Библии. – Н.К.), а потом говорит о том, что его лично в этой книге поразило», и самостоятельное толкование Евангелия, и молитвы «своими словами» ( «Община…» С. 71–75).
Приблизительно то же самое предлагает в своей книге «Побелевшие нивы» и священник А.Борисов: «Сделать возможным включить в уставное богослужение свободные молитвы, произносимые духовенством, а также, по благословению, и мирянами. Ввести наряду с имеющимися уставными богослужениями молитвенные собрания, на которых основное место занимали бы чтения Библии, проповедь, ответы на вопросы, свободные молитвы, как общие, так и по нуждам отдельных верующих» (С. 167–168). «Иисус ничего не говорил ни об утренних и вечерних правилах, ни о всенощных бдениях, ни о тонкостях соединения различных служб… Все это Он предоставил нашему человеческому творчеству» (С. 166).
Но наиболее ярко такое «харизматическое» вовлечение мирян в «богослужение» проявляется на так называемых «полулитургических» «семейных агапах» о. Г.Кочеткова, где имеет место не только произвольная харизматическая молитва каждого участника этого действа своими словами над общей «семейной» чашей с вином, но и абсолютно неведомое в Православной Церкви полубаптистское чинопоследование или так называемая «трапеза любви», о чем подробно писал священник Константин Буфеев в статье «Повеждь Церкви» (см. «Православная Москва». № 8 (14). 1994, а также сб. «Сети „обновленного православия“». М. 1995). При этом, в отличие от «открытого» богослужения в храме, сии агапы носят закрытый, внехрамовый характер, на которые допускаются только т. н. «полные члены церкви» о. Георгия.
Подходить к Причастию без исповеди предлагает в своей книге «Побелевшие нивы» и священник А.Борисов, активный поборник всяческих свобод и прав человека, ссылаясь на практику инославных: «Было бы уместно позаимствовать у католиков современный обычай – причащать в праздник всех не имеющих на совести тяжкого греха, без исповеди – ради праздника. Именно так и поступают, например, в Московском костеле» (С. 43).
Ту же практику причащаться без исповеди пропагандирует Д.Поспеловский ( «Вестник РХД». № 169. С. 26), и община священника Г.Кочеткова. В журнале о. Георгия «Православная община» читаем: «Назовем еще один важнейший фактор, помрачающий сознание членов РПЦ. И миряне, и прежде всего клир (Русский Православной Церкви) почти поголовно поддерживают заразный миф (!) о якобы неразрывной связи таинств Евхаристии и Покаянии… Подобное восприятие двух таинств в обязательном их синтезе представляет собой извращение… Последствия этого искажения евхаристического сознания огромны, ибо оно из трапезы радости, любви, Христова пира превращает таинство Церкви в скорбное уничижение и осознание своего полного недостоинства. Уже стало привычным ходить на „брачный пир в непраздничной одежде“» (1991. № 4. С. 44).
Подобное соблазнительное «богословствование», отвергающее спасительный узкий путь личного покаяния, сокрушения о грехах и исповедания их, беспокоило православную совесть и в 20-х годах…
Таким образом, основные реформы в литургической практике обновленцев 20-х годов и современных реформаторов абсолютно тождественны. И там и здесь подобные преобразования проводились или декларировались под лозунгами «приближения богослужения к народному пониманию», возврата к «апостольской литургической практике», устранения из православного богослужения «более поздних наслоений».
Догматическая реформа
Священник А.Борисов все то, что не нашло отражения в Евангелии, именует «средневековыми правилами», «богословскими спекуляциями минувших веков» (Побелевшие нивы. С. 78).
Ему вторит о. Виталий Боровой, духовник «Сретенского братства» о. Г.Кочеткова: «Святоотеческое учение… не является обязательным» (Афанасьевские чтения. М. 1994. С. 54).
Священник А.Борисов пишет: «Если внимательно присмотреться к тому месту, которое занимает в сознании большинства наших верующих Божия Матерь и наиболее почитаемые святые, то нельзя не увидеть некую средневековую аналогию византийского двора. На самом верху Отец и Сын – грозные, неприступные соправители. К Ним, однако, вхожа Царица Небесная – Богородица, которую можно обо всем умолить и упросить. В каких-то особых, конкретных случаях к Ним могут войти с нашими просьбами также те или иные святые… Поразительно, что даже наша интеллигенция, будучи настроена отчаянно демократически в политическом плане, придя в Православие, целиком принимает ту же самую схему» (Побелевшие нивы. С. 110).
Остановимся теперь на искажении православной экклезиологии и, в частности, на экуменических идеях, активно пропагандируемых современными церковными реформаторами.
В их публикациях тема экуменизма предстает как неотъемлемая составляющая их богословских концепций по «обновлению» Православия, т.е. фактическому отказу от святоотеческого учения о Церкви Христовой.
Священник А.Борисов, говоря о «единении всех верующих во Христа», ставя разные конфессии на один уровень с Православием, в своей книге «Побелевшие нивы» пишет: «Но все это не нарушает единства в главном: веры в Иисуса Христа как истинного Сына Божьего» (С. 187). «Абсолютная уверенность в том, что только „нашей“ Церкви… принадлежит монополия на обладание истиной – это тоже наследие минувших веков». «Ни одна из Церквей в силу человеческого несовершенства (?) не в состоянии охватить всю полноту того, что открыл нам Бог в Иисусе. Каждая из исторических Церквей постигает лишь какие-то части, грани всей Церкви. Одни Церкви в большей мере, другие в меньшей» (С. 115). «Истина Христова не может быть вмещена одной отдельной Церковью»; «Полнота истины в Иисусе Христе и во всей совокупности Христианских Церквей как единого Тела Христова» (С. 189).
А на с. 105 о. Александр провозвещает явление некоего «нового христианства – не православного, католического или протестантского, но подлинно вселенского христианства. Христианства, так сказать с человеческим лицом».
Священник Г.Кочетков свое понимание экклезиологии и экуменизма излагает так: «Нет и никогда не будет строгих определений Православия, а значит, и инославия, православности, ереси и раскола» ( «Вестник РХД». 1994. № 169. С. 16). Он же утверждает, что, например, дух у протестантов – «православный и не отступающий от полноты богооткровенной Истины» ( «Православная община». 1991. № 4. С. 52).
На «Афанасьевских чтениях» в октябре 1993 года о. Георгий Кочетков изложил даже теорию о «явлении веры вне Православной церкви». Приведем выдержки из его доклада (Афанасьевские чтения. М. 1994): «Нам приходится видеть представителей христианской веры вне церкви. Уже не просто вне Православной, скажем, церкви (вот, есть православные, а вот есть неправославные, но все-таки христиане…) Оказывается, может быть нечто иное… Церковная жизнь рождается и развивается как бы вне самой церкви» (С. 104). «С течением исторического времени несовпадение границ церкви истинной и канонической прогрессировало, заходя все далее и далее, вплоть до появления… настоящей личной святости вне их („рамок церкви канонической“), но в границах Церкви мистической (от Франциска Ассизского до Д.Борнхоффера и А.Швейцера, может быть, даже Махатмы Ганди?)» (С. 107). «Внутри христианства существует множество церквей… все они могут притягивать к себе людей… и доводить их до спасения во Христе, хотя бы и не доводя их до канонической церкви…» (С. 108). «Истинная вера вне канонических и мистериальных границ церкви… будучи истинной, дает и свои истинные плоды, также часто существующие вне границ законной, правильной церкви и рождающие целую традицию — внецерковную традицию истинной веры. Эта традиция может находиться в сложных, даже противоречивых отношениях с церковью» (С. 108–109). «Надо… решительно и смело пересмотреть свое привычное… отношение с инославными церквами и даже с другими религиями, назвав все в них истинное и доброе церковным… Это… не даст возможности назвать нехристианами или еретиками, не членами истинной Церкви большинство неправославных» (С. 111).
Можно привести еще множество цитат из публикаций и радиовыступлений таких апологетов экуменизма, как о. Виталий Боровой, о. Иоанн Свиридов, о. Иннокентий (Павлов), о. Георгий Чистяков, о. Владимир Лапшин, о. Игнатий (Крекшин) и др. Если же обратиться к публикациям обновленческих деятелей 70-летней давности, то нельзя не заметить полного совпадения взглядов по этому вопросу.
Каноническая реформа
Как мы видели, в области литургических и догматических преобразований требования т. н. прогрессивного духовенства «Живой церкви» или Союза «Церковное возрождение» почти полностью совпадают с реформаторскими устремлениями нынешних церковных либералов.
Однако, в отличие от обновленцев начала XX века, выступавших против восстановления Патриаршества, а затем создавших раскольническое ВЦУ и пошедших на антиканонический разрыв с Патриаршей Церковью, современные модернисты остаются в лоне Русской Православной Церкви, прикрываясь мнимою любовью к ней и всячески подчеркивая свою лояльность церковному священноначалию. В то время, как обновленческие лидеры 20-х гг. выдвигали целую программу канонических преобразований, современные церковные реформаторы в этой сфере пока более сдержанны, что на первый взгляд может создать впечатление отсутствия каких-либо сходных целей.
Но это впечатление разрушается, если повнимательнее исследовать публикации нынешних пропагандистов «просвещенного православия».
Священник А. Борисов пишет: «Место ветхозаветных законов и предписаний занимают „Правила Вселенских Соборов и Святых Отцов“ с твердым убеждением, что самой первой и главной задачей христианина является жизнь по этим средневековым правилам» (Побелевшие нивы. С. 102).
Современный апологет «христианской демократии» о. А.Борисов оценивает подвиг монашества также негативно, как якобы противоречащий учению Иисуса Христа. Он пишет: «Сама по себе идеология монашества не является специфически Христианской… Но поскольку у нас в Православии монашество и монастырская жизнь воспринимаются чаще всего именно как идеал христианского бытия, вероятно, будет полезно сказать о тех отличиях, которые разделяют Иисуса и монахов…» (Побелевшие нивы. С. 72–74). И далее о. А.Борисов развертывает критику монашества на основании протестантских «доводов» западного богослова Г.Кюнга и построений фрейдистского толка. Монахи в книге о. А.Борисова предстают как крайне темные, завистливые и к тому же сексуально озабоченные личности (С. 37).
Священник Георгий Чистяков, выступая по «Христианскому церковно-общественному каналу», пытался убедить радиослушателей, что аскетическая мысль отцов Добротолюбия «не вполне православна» и что «монахи, сочинения которых составили Добротолюбие, ориентируют человека на… уход от реальности». Этот же протестантствующий «богослов» из храма в Столешниковом переулке в газете «Русская мысль» (1996. № 4120) утверждает, что в Священном Писании нет «установки на борьбу со страстями» и что «где имеет место анализ своего греха, там кончается наше (?) христианство». Нет необходимости доказывать, что подобные высказывания являются вопиющей ложью на Священное Писание.
Вопрос о «женатом епископате» был чуть ли не наиважнейшим для обновленческих деятелей.
К возрождению «женатого епископата» в Русской Церкви призывает современный исследователь «добросовестных христианско-социалистических исканий и церковного реформаторства» начала века Д.Поспеловский ( «Вестник РХД». 1994. № 169. С. 21, 24), писания которого направлены на защиту нынешних церковных реформаторов и на «переосмысление» деятельности их идейных предшественников в сфере богослужебных и канонических реформ. В той же публикации Поспеловский пишет: «Уместно и своевременно было бы и возрождение института диаконисс в том объеме, в котором он существовал в ранней Византии, т.е. чтобы наравне с диаконами они присутствовали в алтаре во время богослужения» (С. 25), хотя двумя страницами ранее Поспеловский призывает к радикальной реформации православного богослужения (чтение вслух «тайных молитв», русификация литургических текстов, сокращение богослужения) именно ввиду того, что «обрядовая сторона православного богослужения… скопирована с византийских придворных церемоний» (С. 22). Т.е. в одном случае практика древней Церкви ( «византийские придворные церемонии») является тормозом богослужебной реформы, а в другом – поводом ввести в православное богослужение первую степень женского священства – институт диаконисс (как «в ранней Византии»).
Введение института диаконисс проектировал еще А.Введенский. Также «Живая церковь», СОДАЦ и др. выдвигали в своих программах богослужебно-канонических реформ введение в церковную практику института диаконисс, а на «соборе» обновленцев 1923 г. некоторые ораторы предлагали ввести и институт пресвитерисс!
Календарная реформа
Календарная реформа является одним из главнейших условий радикальной реформации Православия, ибо при переходе на новый католический григорианский стиль нарушаются ряд соборных определений и церковных установлений, в частности богослужебный Устав, изложенный в Типиконе.
За необходимость изменения церковного календаря (старого стиля) на страницах русскоязычной католической газеты «Русская мысль» (1994. № 4032) высказывался прот. И. Свиридов, а с началом вещания «Христианского церковно-общественного канала», возглавляемого тем же о. протоиереем, навязчивая пропаганда необходимости скорейшего перехода Русской Православной Церкви на т. н. новый григорианский календарь звучит постоянно, причем аргументы, выдвигаемые в его пользу священниками Г.Чистяковым, В.Лапшиным и тем же прот. И.Свиридовым, отличаются вопиющей безграмотностью и незнанием существа «календарной проблемы». Идея реформы церковного календаря присутствует и в книге иеромонаха Илариона (Алфеева) «Таинство веры» (М. 1996).
Приходская реформа
Приходской реформе уделяется особое внимание в «миссионерско-общинном» приходе священника Г. Кочеткова. Для этой цели проводятся ежегодные т. н. «преображенские соборы» на тему «Приход в православии», конференции, издаются сборники материалов, посвященных именно реформе прихода, который должен стать новой литургической общиной, объединяемой совершением «полулитургических агап» закрытого типа, и состоящей из небольших по численности братств и «семей» во главе с «пресвитером» – главой «семьи», где, по возможности, совершаются все таинства, а также из общин т.н. «уже усовершившихся и освятившихся» у о. Г. Кочеткова. По мнению священника Г. Кочеткова необходимо «избрание клира всех степеней на общем собрании всех верных, т.е. полных членов своего евхаристического собрания» ( «Православная община». 1995. № 28. С. 46).
К чему должна привести подобная выборность мирянами клира не трудно догадаться: в т.н. «Свято-Филаретовской московской высшей православно-христианской школе» за несколько лет уже подготовлена целая армия потенциальных реформаторов «охранительного» Православия, совершенно чуждых святоотеческой традиции, воспитанных на либерально-модернистском богословии и обновленческой богослужебной практике. Эти «воспитанники МВПХШ» только и ждут того времени, когда они путем «демократических выборов» будут поставлены настоятелями новооткрывающихся приходов, где они смогут полностью развернуть на практике свою реформаторскую активность. Недаром же в Обращении к Святейшему Патриарху от 8 февраля 1994 г. члены кочетковского братства «Сретение» просят начать рукополагать «в дьяконы и священники кандидатов от Братства». «Однако выпускников этих школ (МВПХШ и „Открытого православного университета им. о. А.Меня“. – Н.К.), – сокрушается Д.Поспеловский, – пока не рукополагают» ( «Вестник РХД». № 172. С.223). «Большие надежды мы возлагаем на рукоположение священнослужителей из членов наших общин. Но Патриархия это затягивает, не решается распространять наш опыт» – жалуется сам священник Г. Кочетков ( «Новая Европа». 1992. № 1. С. 82).
Итак, сравнив программы церковных (литургических, канонических, догматических и приходских) реформ обновленчества 20-х гг. и современных модернистов, мы обнаруживаем полное совпадение взглядов и преемственность целей в вопросе революционного переустройства Церкви. Поэтому заявления современных апологетов «просвещенного православия», что сущность обновленчества заключалась лишь в симбиозе идей христианства и коммунизма и в расколе с патриаршей Церковью, представляются нарочито лживыми и стремящимися скрыть антиправославную направленность движения по разрушению Церкви путем искажения ее вероучения и отрицания ее Предания.
«От нас изыдоша, но не беша от нас»
Подобно тому, как, например, направление обновленченческой «Живой церкви» по ряду пунктов отличалось от других обновленческих группировок (в частности от Союза «Церковное возрождение» епископа Антонина (Грановского) в вопросе отношения к монашеству и женатому епископату), следует указать и на различия в реформаторской деятельности современных обновленцев, хотя всех революционеров-реформаторов роднят общие свойства: непонимание и, вследствие этого, отрицание значения Предания Церкви и приспособленчество к духу мира сего.
Священник Георгий Кочетков со своими харизматическими общинами-семьями пытается, как ему кажется, имитировать практику древней Церкви: т. н. «полулитургические агапы», «нерукоположенные пресвитеры» с особыми наперсными крестами, оглашающие «неполных членов церкви», «вход и выход из пустыни» оглашаемых по системе «пресвитера Георгия» и т.п. Причем и сам «пресвитер Георгий» Кочетков признается: «Я не знаю, есть ли в последние века подобный церковный опыт» ( «Православная община». 1996. № 31. С. 61). «Подобный церковный опыт», отвергающий почти двухтысячелетний опыт Церкви, представляет собой попытку вернуть дерево обратно в зерно.
Таким образом, если тут мы имеем дело со своеобразной «переориентацией во времени» с откровенно протестантским харизматическим оттенком, то в случае о. Александра Борисова и других клириков его храма (о. Г. Чистякова и о. В. Лапшина) имеет место как бы «переориентация в пространстве»: здесь стремятся не к «возрождению» общинной практики древней Церкви, а к привнесению в Православие современной западной либеральной католической и протестанстской практики (экуменические общины в Тэзе, Библейские общества, современное католическое богословие и т. п.).
Вполне естественно, что современные церковные реформаторы, как уже упоминалось выше, всячески противятся отождествлению их деятельности с обновленчеством 20-х годов. Для этой цели они готовы даже кощунственно сравнивать свои богослужебные реформы ни много ни мало… с наследием новомучеников и исповедников российских! В своем журнале «Православная община» о. Георгий Кочетков так прямо и заявляет:
«Мы вправе чувствовать себя наследниками новомучеников и исповедников российских, когда стремимся:
…к простоте отношений между клириками различных ступеней и между клиром и народом (не случайно в нашем, например, храме появились низкие царские врата и низкая алтарная преграда);
к простоте литургического языка, что также выражается в опыте русификации и перевода на русский язык церковно-славянских богослужебных текстов;
…при необходимости к свободе от всего внешнего, даже от икон и книг;
…к церковной общинной семейности…» (1994. № 4–5).
Хотя идеи обновленцев 20-х гг. о. Георгию весьма дороги: «Обновленчество ставило и реальные, живые, актуальные проблемы перед церковным сознанием. Оно старалось жить этими проблемами. В какой-то части своей оно училось даже решать эти проблемы церковно, как следует. Обновленчество это не просто черное пятно в истории, там были разные люди, они тоже гибли в лагерях» ( «Православная община». 1996. № 33. С. 71). Но в лагерях гибли и кровавые злодеи, как, например, вожди богоборческой власти из т.н. ленинской гвардии. Поэтому нет никаких оснований в гибели отдельных обновленцев видеть жертву, приносимую за Христа и за Церковь.
Созданный о.Г.Кочетковым миссионерско-общинный приход и вся деятельность «Сретенского братства» отличаются харизматической элитарностью (об этом говорит хотя бы существование т. н. общин «уже усовершившихся и освятившихся»). Приведем несколько цитат из интервью старшего катехизатора Огласительного училища при МВПХШ С. Смирнова со священником Г. Кочетковым ( «Православная община». 1996. № 31. С. 53–55).
«С. Смирнов: …Из Ваших слов выходит, что только в Вашем приходе идет живая церковная жизнь… Мне трудно представить себе человека, который, прочитав этот текст не сказал бы: „Понятно, о. Георгий Кочетков считает, что только у него Церковь“.
О. Георгий: …Дело в том, что в мире сем Церковь абсолютно не явлена нигде. И никогда не будет явлена абсолютно. И все, о чем мы говорим, – вещи относительные… Мы можем тоже самое говорить, например, о монашестве… Среди монахов могут быть святые люди, в тысячу раз лучше всех нас. Но при этом, если говорить о форме устройства, я все равно отдам предпочтение тому, что делается, к примеру, у нас, перед тем, что делается в современных монастырях… Но, как говорится, перспектива, будущее – за тем, что делаем мы. У меня в этом нет сомнений. И в этом смысле в России мы пока единственный приход (выделено мной. – Н.К.)… Нельзя обойти наш миссионерско-катехизический опыт. Нельзя!.. Тоже самое надо сказать про наш общинный опыт. Он принципиально важен. Может быть, мы ужасно плохие исполнители того, что Бог нам открыл. Но Бог захотел открыть это нам, и Он это сделал… Теперь относительно богослужения. В принципе и здесь нужно делать то, что мы делаем…».
Модернисты-обновленцы потому не хотят отделяться от Русской Православной Церкви, что считают для себя долгом и даже подвигом усиленно работать для распространения своих воззрений, чтобы дать им полное господство внутри Церкви, сделать их выражением общего церковного сознания и, таким образом, перестроить наконец всю Церковь соответственно своим идеалам. Они мечтают о том, чтобы будущий Поместный Собор Русской Православной Церкви был проведен по образцу II Ватиканского собора (1962–1965), провозгласившего идею «aggiornamento» ( «осовременивания», т.е. приближения Церкви к современному миру, а по сути – к духу мира сего), проведшему в жизнь римо-католической церкви революционные литургические и канонические реформы, в результате которых 40 процентов католического духовенства сняли с себя сан и посещаемость храмов резко снизилась. На подобное «аджорнаменто» т.е. обмирщение нашей Церкви расчитывают и отечественные обновители Православия.
Часто сторонники радикальных церковных реформ и, в частности, русификации богослужебного языка постоянно сетуют на то, что революционные события 1917–1918 гг. насильственно прервали тот путь преобразований, на который встала наша Церковь к этому времени. Но подобная «историософия» скорее свойственна неверующему разуму, нежели православному сознанию, видящему во всех катаклизмах Преблагой Промысл Божий и делающему соответствующие выводы из этих уроков Свыше. Видеть Благую Волю Божию в том, что богослужебные реформы (в частности, пересмотр литургических текстов) были промыслительно прерваны попущением революционных потрясений позволяет нам и то, что именно те же самые революционные события побудили соборян принять историческое решение – восстановить Патриаршество в Русской Церкви, тогда как незадолго до этого все еще шли дискуссии по поводу патриаршей формы церковного управления и ее сторонники были далеко не в большинстве.
Из письма одного православного протоиерея в Петроград к своим духовным чадам: «Лучше остаться без церкви-храма, без епископа и умереть без Причастия, нежели отойти от истины Православной и иметь молитвенное общение с живоцерковниками и обновленцами».
Слово «обновленец» сделалось для основной массы верующих синонимом «исказителя веры», «разрушителя Церкви»; соединялись с ним и религиозно-нравственные пороки, так как многие обновленческие священнослужители, часто второбрачные, а иногда и третьебрачные, носили короткие волосы, светскую одежду, брились, курили открыто, разъезжали с дамами на извозчиках (как А.Введенский), посещали театры и т.п., что никак не вязалось в сознании верующих с обликом служителя Христова. В верующем народе к обновленцам надолго пристали клички «живцы», «красные попы».
Итак, мы видим, что программа современных представителей церковного либерализма по реформированию Православия абсолютно идентична требованиям, выдвигавшимся более 70 лет назад идеологами обновленческого движения (Титлиновым, Грановским, Введенским и другими представителями т. н. «прогрессивного духовенства»), носившими так же, как и теперь, антицерковный, разрушительный характер. Поэтому представляется вполне закономерным, что обновленцы, начав с идеи «оживления» Церкви, закончили гнусным сотрудничеством с новым богоборческим режимом.
Этим печальным финалом Господь хотел показать «плоды», которые неизбежно приносит древо т.н. «просвещенного», «обновленного православия».
Иных «плодов» идея реформации Православной Церкви дать и не могла. Если в 1918 году в газете «Знамя Христа» священник А.Введенский писал, что после избрания Патриарха в Церкви можно оставаться лишь для того, чтобы уничтожить Патриаршество изнутри, то стоит призадуматься, ради чего остаются в Русской Православной Церкви современные обновленцы [5].
Что ныне у обновленцев?
Свое 25-летие Преображенское братство отметило воскресной литургией в храме Христа Спасителя в августе 2015 года, на которой собралось около 2000 сторонников.
Праздничное богослужение по благословению святейшего патриарха Кирилла возглавил епископ Орехово-Зуевский Пантелеимон. Владыке сослужили священник Георгий Кочетков и другие братски настроенные священнослужители.
Отец Георгий произнес проповедь на евангельское чтение о благочестивом юноше. Не каждому Христос предлагает продать все свое имущество, сказал отец Георгий, однако каждого Он призывает обрести дух свободы, без которой невозможно следовать за Христом [6]. Сообщается на официальном сайте их Преображенского братства, основанным о.Георгием Кочетковым.
Известный сектовед Александр Дворкин сказал по поводу братства следующее: «Судя по всему, ситуация достаточно напряженная. У священника Георгия Кочеткова есть некоторые чисто теоретические построения, которые его последователи начинают фанатично внедрять везде, где могут. В частности, при всей спорности многих идей священника Георгия Кочеткова главное, что вызывает вопросы — его экклесиологическая ересь — учение о том, что Церковь имеет «синагогально-синаксарную структуру», т. е. состоит из двух неравных частей, из «полных» и «неполных» членов. «Полные» члены Церкви — просвещенные, подлинные христиане, а «неполные» — темная масса, на которую не стоит обращать внимания. Таким образом, себя «кочетковцы» представляют как своеобразную элиту Церкви, «суперцерковь», или, может быть, даже единственную правильную, единственную истинную Церковь, и прилагают все усилия, чтобы этот «светоч» освещал ту самую темную массу простых, «непродвинутых» людей, выбирая из нее достойных войти в их просвещенный круг».
Он также подчеркнул, что одна из важных черт тоталитарных сект — духовный элитизм в сочетании с черно-белым восприятием реальности. «По одну сторону — мы, наша община, наше движение, наша организация, по другую — темные, глупые, гибнущие и так далее людишки вокруг. Это очень характерная особенность для любой секты, есть она и в общине священника Георгия Кочеткова, об этом я уже говорил. Другая яркая черта — гуруизм. Все члены секты безусловно подчиняются гуру, лидеру. Его слова — истина в последней инстанции, которая принимается без рассуждений. Это опять же весьма характерно для движения священника Георгия Кочеткова. Затем — «семейная» терминология. Секта становится конкурентом семьи, пытается заменить ее собой. Внутри общины священника Георгия Кочеткова существуют группы, которые так и называются — «семьи», причем с реальными семьями они нередко не совпадают, то есть муж оказывается в одной «семье», а жена — в другой. И так далее, в общине «кочетковцев» достаточно сектантских признаков», — подчеркнул сектовед [7].
О священнике Георгии Кочеткове высказывался и протоиерей Димитрий Смирнов еще на богословской конференции «Единство Церкви» в 1994 году, напряму обращаясь к отцу Георгию, как раз в связи с возникшими нестроениями от обновленческих инноваций. Протоиерей Димитрий тогда прямо обратился со словом вразумления и увещевания к о. Георгию: «Послушай и не обижайся, дорогой отец Георгий. Твои титанические по масштабу и затраченной энергии труды видятся всем, кого я об этом спрашивал, как зловредная деятельность, направленная на подрыв церковных устоев. Воспринимаются, как намеренное создание параллельной церковной структуры для дальнейшего революционного переворота с целью поменять полуторатысячелетнее приходское церковное устройство на какое-то таинственное „синагогально-синаксарное“. Выработанная тобою система оглашения приводит неофита не к современной церковной традиции, но к вымышленной тобой «псевдоапостольской», которая так же похожа на первохристианство, как недружеский шарж на самого человека. Твой эксперимент над очень дорогим, что сохранилось в Церковном Предании — имеется в виду богослужение, — воспринимается только как кощунство. Неужели ты думаешь, что то, что Церковь отстояла от большевиков ценой жизни сотен тысяч своих мучеников, она отдаст тебе для революционных вивисекций? Богослужение, на которое ты посягнул, не твое, а наше, и нам больно, когда режут по живому. Я знаю и свидетельствую, что ты не злонамеренный человек, но как ты по-детски наивен. Ты, не имеющий музыкального слуха, не можешь оценить всю бездарность твоего заплетающегося «внемлем» вместо «вонмем» — так поверь на слово. Среди внешних, неофитов и даже заклятых врагов Церкви Русской ты уже имеешь много сторонников, а авторитета внутри Матери-Церкви для тебя не существует. Даже всеми любимый и благоговейно чтимый старец-исповедник архимандрит Иоанн (Крестьянкин) назван в одном из твоих выступлений «Айболитом». Одумайся, покайся. Бог милостив! И не изображай, пожалуйста, из себя непонятого страдальца за истину. Все давно проанализировано и понято. Твое пастырство, которое можно условно назвать интеллектуально-душевной прелестью, уже создало внутри Церкви оппозицию, которая жаждет революционных изменений и судит обо всем и обо всех в Церкви, хотя принадлежит ей по крещению всего лишь год-два. Весь вред твоей деятельности не только в упрямой революционности, не только в опасности появления новой мистической секты из твоих раскачивающихся на богослужении и впадающих в транс неофитов, но в раболепстве перед духом времени, который есть дух князя века сего. Именно поэтому тебя всегда будут защищать и внешние, и враги Христа. Мне хотелось бы довести до твоего сведения вот что: новая духовность, рождающаяся в твоих общинах, воспринимается всей остальной Церковью, как чуждая и враждебная ей по ДУХУ. Ты — молодой священник, не являющийся в Русской Церкви никаким авторитетом, ни как богослов, ни как пастырь. Поэтому твоя деятельность воспринимается как дерзкое самочиние, и на дух не приемлется Церковью».
А когда отвергается главная ценность человека — бессмертие души, когда сняты барьеры в крушении всего святого, то можно посягать на любые святыни и ценности Православия. Вот как отец Георгий пишет о вере Церкви в Приснодевство Богоматери: «Не в плотских отношениях как таковых грех, хотя нередко среди людей грех выражается и в этих отношениях, а в
Вот почему старец архимандрит Иоанн (Крестьянкин) на вопрос известного московского протоиерея, вынимать ли частицы на проскомидии за священников Георгия Кочеткова и Александра Борисова, ответил: «Поминать нельзя! Они похулили Божию Матерь» [8].
«Не обольщайтесь, братия мои! Растлевающие домы Царствия Божия не наследуют. Но если делающие это в отношении плоти подвергаются смерти, то не гораздо ли более — если кто злым учением растлевает веру Божию, за которую Христос распят? Такой человек, как скверный, пойдет в неугасимый огонь, равно как и тот, кто его слушает» [9]. К этим словам священномученика Игнатия Богоносца следует прислушаться как тем катехизаторам, которым о. Кочетков посвятил свое безумное сочинение, так и всем его последователям. Сознательное и гордое противопоставление своих ложных безумных мнений православному вероучению может иметь весьма печальные последствия. И не только для самого модернистского «катехизатора катехизаторов». Св. Игнатий указывает, что в неугасимый огонь пойдут и те, кто слушает и разделяет ложные мнения скверного еретика. Не случайно и преп. Исаия Отшельник отвращает нас от чтения книг еретических: «если встретишь книгу, которая слывет еретическою, не желай прочитать ее, чтобы не наполнить сердца своего ядом смертоносным; но содержи то, в чем просвещен, ничего не прибавляя к тому и ничего не убавляя от того» [10].
Помлимся же ко Господу Богу нашему об укреплении Святой Его Соборной и Апостольской Церкви, о вразумлении, находдящихся в заблуждениях, чтобы открыл Господь им правды Евангелия и Своей Милостью исцелил всякий недуг. «Да не вкрадывается под видом священнодействия надменность власти мирская; и да не утратим по малу, неприметно, той свободы, которую даровал нам кровию Своею Господь наш Иисус Христос, освободитель всех человеков».
Примечания:
1Сайт «Древо — открытая православная энциклопедия», статья: «Обновленчество».
2Сайт «Богослов.RU», «Мир.Человек.Слово.: XX век: Раскол обновленчества».
3Сайт «Проповедь всемирного покаяния: Церковь Иоанна Богослова», ответ отца Олега Моленко на вопрос № 583.
4Сайт «Православие и мир», «Протоиерей Андрей Кордочкин: Обновленцы среди нас?».
5Православный интернет-журнал «Православный огонь», статья «Обновленчество 20-х и 90-х годов: неразрывная преемственность».
6Сайт «Преображенское братство», статья от 23 августа 2015 года «Дух свободы нужен каждому христианину».
7Сайт «Православие.RU», статья: «Александр Дворкин: Движению „Коетковцев“ нужно дать недвусмысленную церковную оценку».
8Сайт «Благодатный огонь», статья: «Катехизис лжеучителя».
9Священномученик Игнатий Богоносец. Послание к Ефесянам, гл. 16.
10Добротолюбие. М., 1905. Т. 1. С. 299.
Таинство, толкование, секта, Собор, Божия Матерь
01.07.2017, 5147 просмотров.